Красота души

1. Егор. «У нас должна быть просто шикарная свадьба»

Прохожие оглядывались на эту пару, явно любуясь ими. Высокий симпатичный молодой мужчина в форме речника и девушка потрясающей красоты, к тому же модно одетая. Егору нравилось, что на них оборачиваются – на такую красавицу, как Лера, невозможно не обернуться. Он и сам на нее любовался, со снисходительной улыбкой слушая, что она там щебетала о приготовлении к их свадьбе. 

– Кого еще позовем? – теребила его Лера.

– Да и так уже толпа народу. Хватит, – отозвался Егор.

– Свадьба – раз в жизни! – воскликнула Лера.

Они шли по краю улицы, которую можно было бы назвать пешеходной, так редко здесь проезжали машины. Навстречу им тяжело шагала миловидная круглолицая женщина, нагруженная двумя тяжелыми сумками, рядом с ней бежала девочка лет пяти – с виду озорная как мальчишка, несмотря на огромные банты на голове. Девочка играла с мячиком, то подбрасывая его, то ударяя им о дорогу.  

– Надо так отпраздновать, чтобы было что вспомнить! – убеждала Лера своего жениха, засмотревшегося на прыгающий мячик.

Девочка подбросила мяч, он упал и покатился на проезжую часть улицы. Девочка бросилась за ним.

– У нас должна быть просто шикарная свадьба, – услышал Егор слова Леры и увидел черную иномарку, неожиданно вынырнувшую на эту тихую улочку и стремительно мчавшуюся прямо на ребенка.

Он рванулся к девочке. Ее мама, не заметившая появления машины, обернулась и в ужасе уронила сумки – продукты из них рассыпались по дороге. Черная иномарка промчалась, не притормозив, из нее раздавались громкие резкие звуки музыки. Этих звуков Егор уже не слышал, как не услышал и пронзительного отчаянного крика Леры.

2. В клинике Доброва

 
Частная клиника доктора Доброва была известна не только в Москве. Сюда приезжали люди даже издалека. Приезжали, наслышавшись о чудесах, которые творят здесь хирурги. Приезжали отчаявшиеся, с робкой надеждой на чудо. Но врачи не всегда были в состоянии им помочь, даже несмотря на современные технологии и высококвалифицированных специалистов.

Анна Михайловна – пожилая, усталая – привезла сюда своего мужа. Чего ей это стоило – знала только она. Но ожидания не оправдались. После операции ее муж не встал на ноги. «Как же так?» – растерянно спрашивала она лечащего врача, Константина Борисовича, молодого, как ей казалось, до неприличия – ему не было, наверное, и тридцати пяти, а ей хотелось, чтобы ее мужа спасал убеленный сединами солидный профессор. Да, ей говорили, что Константин Борисович – лучший нейрохирург в клинике, но его молодость и его неуместный оптимизм вызывали в ней недоверие.

Лечащий врач долго объяснял ей, пересыпая свою речь медицинскими терминами, но ответа на свой вопрос она так и не услышала. И снова спросила «Как же так?» Он посмотрел на нее секунды две, размышляя, потом посоветовал ей со всеми ее вопросами, претензиями и жалобами обратиться к завотделением.

Поэтому она сидела сейчас на мягком диванчике в просторном и пустынном коридоре возле закрытого на ключ кабинета завотделением и ждала, когда придет его хозяин. Точнее, хозяйка. На двери кабинета висела изящная табличка «Заведующая отделением нейрохирургии Доброва Н.В.». Клиника размещалась в современном здании из стекла и пластика, все было чистым и белоснежным. Но Анну Михайловну это великолепие почему-то раздражало. Эта роскошная обстановка не соответствовала ее тоскливому непониманию.  

В коридоре показалась невысокая худенькая девушка в белом халате и белой шапочке. Увидев ее, Анна Михайловна привстала с диванчика:

– Девушка, а заведующая скоро будет?

– Проходите, пожалуйста, – произнесла девушка и открыла дверь.

Анна Михайловна не смогла скрыть свое разочарование. Эта девчонка, которую она приняла за практикантку – заведующая отделением? Да что ж это такое?

3. Нина

 
Завотделением села за стол, внимательно глядя на посетительницу. На невыразительном бледном лице девушки выделялись прекрасные добрые глаза, полные искреннего сочувствия.

– Ему не лучше, не лучше, – повторяла в отчаянии Анна Михайловна, комкая в руках промокший платочек.

– У вашего мужа состояние стабильное тяжелое. В его случае стабильное – это хорошо, – поясняла Нина, чувствуя себя виноватой перед этой усталой заплаканной женщиной.

– Поймите, мы дом продали, чтобы операцию оплатить! А лекарства какие дорогущие. Что же нам делать? – в отчаянии выкрикнула Анна Михайловна.

– Я вас понимаю… – мягко начала Нина, но посетительница не дала ей договорить.

– Да где вам меня понять, – произнесла она с такой горечью, что у Нины сжалось сердце. – Сами-то, наверное, горя не знали, – и женщина заплакала, тихо и безнадежно.

После такого разговора Нине необходимо было посоветоваться с самым мудрым человеком на свете, который всегда знал ответы на ее любые вопросы. Она вышла в коридор и направилась к кабинету главврача.

Навстречу ей по коридору шло местное светило нейрохирургии Константин Борисович, а для нее – просто Костя, ее жених. Нина улыбнулась ему – каждая встреча с ним, пусть даже такая мимолетная, в коридоре, пусть даже в невеселую для нее минуту, наполняла ее счастьем. Он тоже улыбнулся ей, но как-то напряженно, без особой радости.

– Костя, что-то случилось? – забеспокоилась Нина. – С больными что-то?

– Да что с этими больными случится, – отмахнулся он с досадой.

Нина посмотрела на него с укоризненным недоумением. Что за настроение?

Костя спохватился:

– Хотел сказать, что больные в наших надежных руках и с ними ничего не должно случиться.

Нина рассмеялась.

– Я так тебя люблю! – она чмокнула его в щеку и быстро прошла к кабинету главврача.

Костя к ее поцелую и признанию отнесся довольно спокойно. Не был он похож на влюбленного жениха.

Нина вбежала в кабинет – небольшой, обставленный довольно скромно. Возле письменного стола стоял крупный представительный мужчина, что-то разыскивая в ворохе бумаг.

– Папа, ведь это ужасно! Они дом продали, а мы не можем ничем помочь, – взволнованно воскликнула Нина.

– Была она у меня, жена этого Петрова, – спокойно отозвался Добров. – Что я могу сделать? И что сказать? Как обычно: «Мы не боги…»

– Да, конечно, «Мы не боги, медицина не всесильна», – подхватила Нина слова, слышанные ею много раз, – но…

Добров не дал ей договорить:

– Наши хирурги и так, можно сказать, сотворили чудо. После такой операции высокий процент смертности. У больного возраст – раз! Букет хронических заболеваний – два! А он жив! Состояние не ухудшается! Это же замечательно, радоваться надо. И скидки для них, как для пенсионеров. А то, что они дом продали – это их проблемы. Посоветовались бы со знающими людьми, нашли бы другой вариант.

Нина слушала расстроено. Папа называет чудом, что пациент жив, а жена больного ожидала большего.

Добров поглядел на огорченное лицо дочери, обнял ее за плечи:

– Доча, не принимай все так близко к сердцу. Если будешь так расстраиваться из-за чужих проблем, скоро перегоришь. А тебе силы нужны – и для работы, и для семьи. Лучше займись приятными предсвадебными хлопотами.

– Занимаюсь. Сегодня еду платье покупать, – кивнула Нина.

– Вот и умничка, – похвалил он. – Выбирай любое, какое понравится. На цену не смотри. День свадьбы должен стать для тебя незабываемым. Жаль, что мама этого не увидит, – добавил он грустно.

Нина тоже вздохнула. Да, жаль…

4. Лучшая подруга

 
Выбор свадебного платья – дело ответственное. Для консультации Нина пригласила свою лучшую подругу. Но консультант из Юли получился неважный. Она только рассеянно разглядывала наряды на манекенах, не обращая внимания на Нину, примерившую очередное платье.

– Идет мне? – снова спросила Нина. – Юль, я кого спрашиваю? Это платье как – хорошо?

Стройная красавица Юля, яркая и модная, ответила с какой-то непонятной злобой, не глядя на Нину:

– Для тебя все хорошо.

Нина, забыв о свадебном платье, подошла к подруге:

– Юль, у тебя что-то случилось?

– Нет, все в абсолютном порядке, – сказала Юля, глядя на манекен.

– Ну, я же вижу, – настаивала Нина. – Что с тобой?

– Я же говорю, я в полном порядке. Лучше всех! – заверила Юля манекен.

Несмотря на непонятное поведение лучшей подруги, Нина все же выбрала и купила и свадебное платье, и еще много всего необходимого, чтобы на собственной свадьбе если не быть, то хотя бы чувствовать себя самой обворожительной. Вернулась домой, нагруженная пакетами с покупками, уставшая, но счастливая.

Дома ее встретила домработница Валентина – полная, тихая и приветливая.

– Ой, Ниночка, наконец-то. Устала? – заботливо спросила Валентина, забирая у Нины пакеты.

– Ужасно устала! – объявила сияющая Нина. – Просто умираю от усталости! Я в душ! Валечка, милая, сделай мне, пожалуйста, чаю!

– Ужинать будешь? Я котлеток нажарила.

– Буду, Валечка, буду! Спасибо! – Нина чмокнула милую Валентину в щеку и скрылась в ванной.

5. В ЗАГСе

 
– Перед тем как официально заключить ваш брак, я хотела бы услышать, является ли ваше желание свободным, искренним и взаимным, – торжественно звучал голос сотрудницы ЗАГСа.

Нина слушала взволнованно. Ее свадьба! Она сегодня прекрасна, как любая невеста – в роскошном белоснежном платье, на голове – фата, слегка прикрывает тщательно уложенные волосы. Рядом стоит и держит ее за руку любимый, который сейчас станет ее мужем.

От волнения она плохо различала лица присутствующих на церемонии, хотя знала, кто там – ее лучшая подруга, родители Кости, его друзья. Среди них она видела только одно – такое родное и растроганное лицо папы.

– С открытым ли сердцем, по собственному ли желанию и доброй воле вы заключаете брак? – говорила сотрудница ЗАГСа. – Прошу ответить вас, жених.

Костя открыл рот, собираясь подтвердить свое намерение заключить брак, но его опередила лучшая подруга невесты.

–  Предатель! – выкрикнула Юля, подбегая к нему. – Ты обещал ей все рассказать!

От неожиданности замерли все, даже сотрудница ЗАГСа, которая замолчала в замешательстве, не зная, как реагировать на внезапное препятствие в ходе торжественной церемонии.

– Тогда я сама скажу! – крикнула Юля, хотя не было никакой необходимости кричать – она стояла рядом с Ниной.

– Мы с Костей любим друг друга! Я жду от него ребенка! – эти слова она тоже выкрикнула.

Нина смотрела на лучшую подругу удивленно – какой-то нелепый и неуместный розыгрыш.

Добров пришел в себя, подошел к Юле, взял ее за руку повыше локтя, пытаясь увести:

– Прекратите сейчас же. Идемте, – твердо произнес он.

Юля с силой рванулась, вырвалась, не переставая кричать:

– Да если бы не вы с вашими деньгами, с вашей клиникой! – с ненавистью заявила она Доброву.

– Он женится на тебе только из-за твоего папочки, – крикнула она прямо в лицо Нине, – только ради карьеры! Если б не это, он на тебя и не посмотрел бы!

– Костя, это правда? – тихо спросила Нина у своего растерянного жениха.

– Думаешь, ты нужна кому-то без твоих денег? Ты в зеркало на себя посмотри! – истерично кричала Юля.

– Что вы застыли? – сердито сказал Добров сотруднице. – Вызывайте охрану. Ее надо немедленно увести!

– Не надо никого уводить, – сказала Нина, стараясь быть спокойной, но ее голос прерывался от волнения.

Она быстро сдернула с головы фату, сунула ее в руки Косте, который так и не сказал ни слова, и быстро вышла из торжественного зала.

6. К чужим углам

 
На следующий день Нина решительно вошла в кабинет главврача, везя за собой большой чемодан на колесиках. Увидев ее, одетую в дорогу и с чемоданом, Добров оторвался от изучения чьих-то историй болезни.

– Доча, ну что за глупая демонстрация? – сказал он мягко. – Я же сказал, никуда не отпущу.

– Уеду без документов, – ответила Нина.

Добров снова углубился в чтение.

– Без документов ты далеко не уедешь, – философски заметил он.

– Папа, пойми… – начала Нина, но он прервал ее:

– Иди переоденься и займись делом. Тебя больные заждались.

Нина не двинулась с места. Добров встал из-за стола, подошел к ней, обнял за плечи, сказал ласково:

– Доча, все пройдет, ты успокоишься. Время лечит. А самый лучший лекарь – это работа. Знаю, что не говорю ничего нового для тебя, но ведь это так и есть. Была бы жива мама, она нашла бы, наверное, для тебя слова.

– Я не собираюсь бездельничать, – ответила Нина. – Но здесь работать я больше не могу.

– Понимаю, тебе больно видеть Константина. Могу уволить. Правда, жаль. Хирург он хороший.

– Пусть остается. Мне уже все равно. Пойми, я хочу узнать, чего я стою сама, без богатого папы, владеющего частной клиникой. Я только диплом недавно получила – и уже завотделением. Я же понимаю, что если бы ты не был моим папой… Я – не самая лучшая кандидатура. Конечно, я стараюсь, но…

– Я не просто богатенький папочка, который не знает, как лучше угодить своему дитятке! – возмущенно сказал Добров. – Твоя должность – это и большая ответственность, и мое доверие тебе. Клиника – мое детище, выстраданное… – он махнул рукой, словно признавая безнадежность попытки донести до Нины свое видение жизни.

Добров сел у стола, помолчал, заговорил тихо, глухо, погрузившись в воспоминания:

–  Я же бизнесом занялся от отчаяния. Уволили по сокращению, ни денег, ни работы, ты маленькая. Твоя мама зачем-то ходила на работу, хотя ей перестали платить. Вот я и решился. Все знакомые только пальцем у виска крутили. А у меня получилось! Мы с мамой и размечтались о своей клинике. Думаешь, это легко? Создавать трудно, а развалить… Вот я и хочу передать свое, нет, наше! детище в твои руки. Человеку, которому я могу доверить дело всей моей жизни.

– Не уверена, что мне можно что-то доверить, – негромко сказала Нина.

– Документы не получишь! – заявил Добров своей неразумной дочери.

Нина вышла из кабинета, везя за собой чемодан.

В коридоре пожилая санитарка мыла пол, увидев Нину, подошла к ней:

– В отпуск? Правильно! Отдохни, – сказала она, наслышанная уже о скандале в ЗАГСе.

– Нет, теть Кать, я совсем уезжаю, – возразила Нина. – Буду работать в другом городе, тоже в больнице. У них есть вакансия врача. Я все узнала, не волнуйтесь за меня, я уже взрослая.

– Тоже выдумала! Все нормальные люди в Москву, а ты… С одним не вышло, другого найдешь. Вон их сколько возле тебя крутится.

– Им нужна не я, а мои деньги, – с горечью сказала Нина.

– А если и так? Тоже мне, трагедия. Нин, ты меня послушай. Я тебя еще вот такой маленькой помню. Плохого не посоветую. Чтобы девушку замуж взяли, у нее что-то должно быть, интересное для мужчины. То, что ему нужно. Кому-то домработница нужна, чтобы его носки по дому разыскивала и пироги пекла. Кому-то – красавица, чтобы всем показывать, гостей приличных принимать. Кому-то, чтобы с деньгами. Радоваться тебе надо, что не бедная.

– Думаете, как женщина, как личность я никого не могу заинтересовать?

Санитарка посмотрела на Нину, снова взяла швабру.

– А поезжай, поезжай… – сказала она, намывая пол. – Помыкаешься по чужим углам, поглядишь, как люди живут. Может, ценить станешь то, что тебе даром дается.

Последние слова тети Кати услышал вышедший из кабинета Добров.

7. Чужой город, чужие люди

 
Нина документы получила. Утром следующего дня она уже шла по улицам незнакомого города, тихим и немноголюдным, особенно по сравнению с суматошными московскими. Чемодан она оставила в камере хранения и теперь шла только с небольшой сумкой, внимательно разглядывая названия улиц и номера домов. Наконец, она нашла больницу, в которой собиралась работать.

Здание было старое, обшарпанное как снаружи, так и внутри. Нина шла по полутемному узкому коридору, пока не нашла дверь, тоже обшарпанную, с простенькой табличкой «Главврач».

Нина приоткрыла дверь в кабинет:

– Можно?

В кабинете, скромном, но по-домашнему уютном, на окне висели затейливые занавесочки, подоконник был уставлен горшками с комнатными растениями.

Главврачом оказалась простоватая круглолицая женщина лет пятидесяти, похожая на домохозяйку или повара в школьной столовой, но никак не на главврача больницы. Главврач внимательно изучала документы Нины, спросила равнодушно:

– Издалёка к нам?

– Из Москвы, – терпеливо ответила Нина.

– Чего ж тебе не сиделось там, в Москве?

Нина промолчала. Главврач отложила паспорт, взяла трудовую книжку.

– Замужем?

– Нет, – снова терпеливо ответила Нина, хотя вопрос был явно лишним – главврач только что просмотрела ее паспорт и видела, что штампа о браке нет.

– Здесь тоже не выйдешь. У нас молодые, красивые, работящие, и то в девках сидят. А тебе ведь уже, наверное, четвертый десяток пошел?

– Мне тридцать. В паспорте есть дата рождения.

– Ну, я и говорю, – кивнула главврач.

– Я сюда приехала не мужа искать, а работать. Почему вы думаете, что я не работящая? – еле сдерживаясь, возразила Нина.

– Да нежная ты больно, – бесстрастно пояснила главврач. – Мешок картошки ведь не подымешь?

– Н-нет. А… зачем его поднимать?

Главврач отложила документы в сторону, равнодушно посмотрела на Нину.

– Все понятно, – сделала она вывод. – Ночной медсестрой пойдешь?

– Почему медсестрой? У меня диплом врача, у вас есть вакансия, я точно знаю, – волнуясь, сказала Нина.

– Вакансия есть. Ну и что? Почему я должна отдать ее именно тебе? Только приехала, мы тебя знать не знаем.

– Вы только что посмотрели все мои документы. Я работала завотделением в московской клинике.

– Да, прочитала. В клинике Доброва. Слыхала о таком. Ты ему часом не родственница?

– Нет. Просто однофамилица, – решилась солгать Нина. Ведь она собирается выяснить, на что способна она сама, без протекции могущественного папы.

– Тем более, – пожала плечами главврач. – Из такой клиники, с такой должности по своей воле не уходят. Значит, что-то натворила.

– Ладно, оформляйте медсестрой, – согласилась Нина. «Это все, чего я могу добиться сама».

– Вот и молодец, – похвалила ее главврач, но тоже как-то равнодушно. – Ты поработай, присмотрись, а мы к тебе присмотримся. Может, и возьмем врачом. Как себя покажешь. Только мужа тут не найдешь. Не надейся.

– Не нужен мне никто. Была у меня любовь. Хватит, – печально сказала Нина.

Главврач посмотрела на Нину заинтересованно.

– Что же с ним сталось? С любовью-то? – спросила она с любопытством.

– Умерла моя любовь, – рассеянно произнесла Нина, вспоминая жуткий скандал на церемонии бракосочетания, после которого ее чувство к Косте померкло.

– Да ты что? Вот горе-то, – ахнула главврач.

Нина решила снять квартиру поближе к больнице. Это оказалось делом вполне реальным. Квартирка хоть и была крошечной, с более чем скромной мебелью, но Нину все устраивало. Хозяин квартирки, хмурый и ворчливый старик лет под восемьдесят, ходил по комнате, стуча тростью, и отдавал распоряжения командным хриплым голосом.

– Я напротив живу, вон в том доме, – показал он через окно на соседний дом. – Не вздумай безобразничать. Все увижу.

Нина пожала плечами. Безобразничать она не собиралась.

– Это моя квартира, – сообщил ей старик. – А я в дочкиной пока живу. У нее побольше, и ванна лучше. У меня дочка – ого! В Америке! Няней работает. Во какая! – заявил он, гордясь достижениями своей дочери.

– Я тоже стажировалась за границей, – сказала Нина.

На старика ее слова не произвели никакого впечатления.

– Дочка у меня умница, – с гордостью произнес он и ушел, стуча тростью.

Нина осталась одна. В чужой квартире – с чужой мебелью, с чужими запахами. Она побродила по квартирке, потом села на старый диван и тоскливо задумалась о том, что ехать ей сюда, пожалуй, не стоило.

8. Первое дежурство. Вечер

 
Вечером она вышла на дежурство. Внимательно выслушала от дневной медсестры, что входит в ее обязанности, и приступила к работе. Одной из обязанностей были вечерние уколы. Нина приготовила и положила на небольшой поднос все необходимое для укола и направилась в восьмую палату к больному Ладыгину.

В восьмой палате присутствовал только один больной. Прислонившись к спинке, на кровати сидел симпатичный молодой мужчина. Его левая рука была в гипсе по самое плечо. Судя по скомканному одеялу на другой кровати, здесь были и другие больные.

– Добрый вечер! Кто Ладыгин? – спросила Нина.

Симпатичный больной улыбнулся, повернулся в ее сторону:

– И вам вечер добрый. Ладыгин – это я. А вы кто?

– А вы разве не видите? – снова спросила Нина. Его слова прозвучали для нее шутливо – разве не понятно по ее одежде и подносу, кто она и зачем сюда пришла.

– Нет, – ответил он, загадочно улыбаясь и глядя на нее так восхищенно, как никто никогда на нее не смотрел. Как будто она самая красивая женщина в мире, и он обязательно хочет ей понравиться. От этого взгляда она смутилась и почувствовала, что краснеет.

– Что вы на меня так смотрите? – слегка растерянно произнесла Нина.

В это время в палату, бойко передвигаясь на костылях, вошел худощавый парень лет двадцати с загипсованной ногой. Услышав вопрос Нины, он негромко и  буднично пояснил мимоходом, направляясь к кровати со скомканным одеялом:

– Он не смотрит. Слепой. А вы – новая медсестра?

Нина покраснела еще сильнее, теперь уже от стыда. А она-то подумала…

– Извините. Я не знала. Я только первый день сегодня.

 Загадочно улыбавшийся Ладыгин поскучнел, произнес со вздохом:

– Эх, Коля, все испортил. Я же целых пять минут был полноценным человеком!

– И я, – почти про себя выдохнула Нина, одними губами.

– Вы что-то сказали? Я хоть и не вижу, но слух у меня отличный, – сообщил ей Ладыгин.

– Говорю, я пришла сделать вам укол, – громко произнесла Нина.

– Все, теперь я – просто больной. Инвалид. Одна радость – красавицы мне делают уколы. Вы ведь красавица?

– Конечно. Глаз не отвести, – строго сказала Нина, выразительно глядя на Колю. Тот жестами заверил ее «Будьте спокойны. Не выдам». В самом деле, зачем лишать хорошего человека единственной радости.

– Я это сразу понял. У вас голос такой: красивый, нежный. Такой голос может быть только у очень красивой девушки.

– По-моему, в ваших краях нежность – скорее недостаток, – возразила Нина. –  Мне сказали, что в женщине здесь ценится грузоподъемность.

– Кто это вам сказал?

– Главврач.

– А, Марья Петровна. На нее похоже. Нет, красота у нас тоже очень даже ценится, – сообщил Ладыгин к неудовольствию Нины.

– Я еще долго буду ждать? – сухо спросила она, поторапливая разговорившегося больного. Ладыгин неловко повернулся на кровати, готовясь к уколу.

Выполнив все назначения, намеченные на вечер, Нина прошла в ординаторскую. Открыла незапертую дверь, вошла в пустой полутемный кабинет – горели не все лампы. Нина стала просматривать бумаги, разложенные на письменном столе.

– Что вы здесь ищете? – раздался резкий мужской голос. От неожиданности она вздрогнула и обернулась. С дивана, расположенного в плохо освещенном углу, приподнялся дежурный врач, худой и уставший мужчина средних лет, откинул плед, которым укрывался, и недружелюбно посмотрел на Нину.

– Хотела посмотреть истории болезней, – робко пояснила она.

– Разве вам не дали лист назначений? Дневная медсестра должна была его передать.

– Дали, но… – Нина замялась.

– Тогда зачем?

– Понимаете, я – врач. Так получилось, что сейчас работаю медсестрой… – начала объяснять Нина.

– Ясно, – усмехнулся дежурный врач. – Инспекция.

– Нет, что вы. Хочу изучить больных, то есть, заболевания.

– Нужно разрешение главврача.

– Она же ушла. Думаю, Марья Петровна разрешила бы.

– Вот когда разрешит, тогда и получите. У нас сейчас строго. А то раньше: медсестра сидит, больные рядом крутятся, истории читают. Потом проблемы. Один прочел, что у него в легких дыхание везикулярное, разнервничался и все, сердце. Еле откачали.

Дежурный врач, видимо, потратив на беседу с Ниной последние силы, снова улегся на диван и прикрылся пледом.

Она понимающе кивнула и тихо вышла из ординаторской.

9. Первое дежурство. Ночь

 
Нина сидела на посту медсестры – за письменным столом в коридоре. Мечтательно улыбалась, вспоминая восхищенное выражение лица больного Ладыгина. Если бы она и в самом деле была красавицей! Нина достала из сумочки маленькое зеркальце, посмотрелась в него и разочарованно вздохнула.

Из восьмой палаты раздался отчаянный крик:

– Стой! Стой! Нет!

Нина побежала в палату.

Ладыгин сидел на кровати, не совсем понимая, где он и что с ним.

– Почему так темно? – говорил он, пытаясь встать.

Нина подошла к нему, приобняла за плечи, укладывая:

– Тише, тише. Приснилось что-то? Ложитесь.

Он лег. Нина села рядом, успокаивающе погладила его здоровую руку.

– Как тогда. Какой-то миг и… – сказал он, еще во власти приснившегося кошмара.

– Вы спите, я с вами посижу.

– Я вас по голосу узнал, – похоже, Ладыгин вернулся в действительность. – Вы – новая медсестра. Как вас зовут?

– Нина.

– А я Егор. Ладыгин. Больной. Раньше был человеком.

– Что вы такое говорите. Вы и сейчас человек, – возразила Нина.

– Вы не понимаете. Знаете, кто я был раньше? Старпом.

– Кто? – переспросила она.

– Старший помощник капитана. Это было давно. В другой жизни. Несколько дней назад. А теперь, из-за какой-то глупости…

– Все, все, тише, спите. Я здесь, все хорошо, – говорила Нина, поглаживая его руку. Егор успокоился, затих. Она еще долго сидела рядом с ним.

10. Первое дежурство. Утро

 
После бессонной ночи давала знать о себе усталость, но Нина счастливо улыбалась, аккуратно расставляя коробки с медикаментами в стеклянном шкафу. Услышав за спиной подозрительный шорох, обернулась. По коридору торопливо семенили миловидная молодая женщина и девочка лет пяти. Женщина обеими руками бережно держала большой пакет.

– Вы на консультацию? – спросила Нина.

– Нам бы к Ладыгину, в восьмую палату, – просительно сказала женщина.

– Посещения после четырех, – сухо ответила Нина.

– Знаю. После четырех я не могу. Мы быстренько.

– Нет, извините, нельзя. Скоро обход.

– Обход еще не скоро, – со знанием дела сообщила посетительница. – Пока все врачи придут. Мы же каждое утро забегаем. Пожалуйста.

Нина неопределенно пожала плечами. Женщина восприняла этот жест как разрешение и заторопилась в восьмую палату, бормоча на ходу:

– Вот спасибочки.

Девочка побежала за ней.

Нина хмуро смотрела им вслед.

В коридоре появилась главврач с большой хозяйственной сумкой в руке, приостановилась, спросила равнодушно:

– Как первое дежурство?

– Все хорошо. Все назначения выполнены, – отрапортовала Нина.

Из восьмой палаты вышли посетители, уже без пакета. Нина виновато взглянула на главврача. Пропустила в неурочное время! Но главврач смотрела на них спокойно и грустно.

Женщина и девочка, все так же тихо и быстро семеня, приблизились к ним.

– Доброе утречко, Марья Петровна, – сказала женщина. – Мы тихонечко, мы как мышки. Все, уже убегаем.

– Эх, вы, мыши, – вздохнула главврач.

Нина вошла в палату номер восемь, стараясь быть строгой, спокойной и выдержанной. Обычная проверка.

На тумбочке возле кровати Егора стояла большая банка с компотом и тарелка, на которой возвышалась внушительная горка оладий. Егор и Коля ели их, запивая компотом. Коля ухаживал за Егором: подливал компот из банки, совал ему в руки очередной оладушек, помогал поставить кружку на тумбочку, а не мимо нее. У Нины сжалось сердце, когда она увидела эту трогательную картину, но заговорила она сухо и официально:

– Доброе утро. Уже завтракаете?

Услышав ее голос, Егор оживился:

– Ниночка! Угощайся. Оладушки – объеденье. Алена напекла. Каждое утро – то пироги, то оладушки. Закормила совсем.

– Спасибо, дома позавтракаю, – строго произнесла Нина, которой почему-то совершенно не нравилось присутствие в жизни этого симпатичного человека миловидной жены Алены и дочки. – Мое дежурство кончается. Не забудьте навести порядок до обхода.

Коля согласно промычал с набитым ртом.

– Ладыгин, вас это тоже касается, – сказала она, не в состоянии вот так просто повернуться и уйти. Хотелось еще хоть немного побыть здесь, рядом с ним.

– Так официально, по фамилии, на «вы», – огорченно произнес Егор. – После того, как мы вместе провели ночь…

Коля слегка подавился оладушком, закашлялся. Нина вспыхнула, не зная, что ответить и нужно ли вообще отвечать.

– Нина, а вы какие пироги печете? – дружелюбно поинтересовался Егор.

– Я, вообще-то, училась на хирурга, – сообщила она.

– А что, хирургам печь нельзя? – искренне удивился Егор.

– Наверное, надо пальцы беречь, – вмешался Коля. – У меня друган на скрипке играл. Его мама ему все запрещала: чтобы пальцы не испортить.

Нина с нежностью смотрела на Егора, неловко обращающегося с кружкой и оладьями. Все равно он ее не видит, а Коле нет дела до ее взглядов. Ей было так хорошо здесь, в восьмой палате. Домой, точнее, в съемную квартирку, уходить не хотелось.

11. «Вывалишься – подберем»

 
Домой она все же пришла. Вошла в комнату, устало опустилась на диван, вытянув ноги и не в силах даже пошевелиться.

– Валечка, сделай мне, пожалуйста, чаю! – сказала она, вспоминая свою жизнь в родительском доме. – Где же ты, Валечка, – вздохнула она.

Раздался резкий звонок в дверь.

Нина вздрогнула от неожиданности. Оказывается, у нее еще остались силы встать с дивана и подойти к двери.

– Кто там? – осторожно спросила она.

– Я! Кто еще! – послышался недовольный хриплый голос.

Нина открыла дверь. Старик по-хозяйски прошел в комнату, Нина пошла за ним следом.

– Почему окно не вымыла? Грязное какое! – выговаривал старик, тыча своей тростью в направлении окна. – Соседи стыдят. Пустил, говорят, какую-то неряху, окно помыть ленится.

– Какое окно? – ужаснулась Нина. – Я только что с ночного дежурства. С ног валюсь! Отдохну и вымою. Потом.

– Никаких потом. Сначала вымой, а то мне на улицу выйти нельзя, перед соседями стыдно, – твердил старик.

– Поймите, я устала! – пыталась втолковать ему Нина. – У меня голова кружится. А если я вывалюсь?

– Вывалишься – подберем. Всего-то делов, второй этаж. Тут у нас одна с четвертого вывалилась, и ничего. Встала и домывать пошла. Подумаешь, напугала. «Вывалюсь!»

Старик направился к выходу, стуча тростью и недовольно бурча.

Нина нашла в ванной ведро и тряпку, набрала в ведро воды, надела хирургические перчатки и приступила к мытью окна.

– Для чего я училась на хирурга? Зачем стажировалась в Германии? – приговаривала она, изливая свое возмущение. – Чтобы мыть какие-то дурацкие окна… Вымою – и уеду! Чтобы не говорили, что неряха. Сверкать будет. Папа, папа, ты был прав, тетя Катя, ты была права. Чужие углы, чужие люди. Чужие окна! Домой, домой…

Нина влезла на подоконник и замерла, потрясенная открывшимся ей видом из окна. Вдалеке переливалась широкая водная гладь – река.

Зачарованно глядя на прекрасную реку, Нина забыла о своих неприятностях и желании уехать.

Нина крепко спала на диване, даже не сняв перчаток. Через чисто вымытое окно прямо ей в лицо светило солнце.

Вечером она пошла гулять к реке – широкой, судоходной, любовалась, примирившись с тем, что оказалась в этом городе. Стоило ехать хотя бы ради таких впечатлений.

Внезапно пошел сильный дождь. Нина прибежала домой насквозь промокшая и продрогшая, сразу под душ: мыться, греться.

Сделала себе горячий чай, забралась под теплое одеяло с кружкой. Блаженство! За окном было темно, дождь перешел в настоящий ливень.

Раздался звонок телефона. Нина недоуменно посмотрела на телефон, стоявший на столике в другом конце комнаты. Неохота было вылезать из-под одеяла. Кто ей может звонить на городской номер? Наверное, ошиблись. Звонки прекратились, потом телефон снова настойчиво зазвонил. Нина вздохнула, выбралась из теплой постели, подошла к телефону.

– Алло, – сказала она в трубку, собираясь объяснять, что произошла ошибка. Но ошибки не было. Звонили именно ей.

– Да, сейчас, – пообещала она.

В окно был виден темный дом, в одном окне которого горел неяркий свет.

Пришлось бежать туда, через дорогу, под проливным дождем.

Квартира, в которой жил старик, была действительно и просторнее, и гораздо лучше обставлена, чем та, которую он сдавал Нине.

Старик лежал на кровати, сообщил хрипло:

– Плохо мне.

– Давление очень высокое, – пояснила Нина, снимая с его руки тонометр. – Сейчас сделаю вам укол.

Набрала шприц, кольнула.

– Вот и все. Сейчас вам будет лучше, – заверила она старика и собралась уходить.

– Куда торопишься, – ворчливо сказал он. – Посиди немного. Вдруг мне хуже станет.

– От чего же должно стать хуже?

– Сказал «посиди». Сядь и не спорь.

Нина послушно села на стул возле кровати.

– Торопятся все, торопятся, – бурчал старик. – Нет, чтоб посидеть, поговорить. Бегут от родителей. Дочка от меня сбежала. Ты своих бросила.

– Никого я не бросила, – возразила Нина. – Мама умерла. Папа работает, не старый еще.

– Вот отца-то и бросила. Один остался. Придет с работы – ужин подать некому.

– Он не один. С ним наша домра… Наша родственница с ним, – поправилась Нина, но старик заметил ее оговорку.

– Эксплуататоры, значит, – сделал он вывод. – Молодая? Родственница-то?  

– Ей сорок два, – сообщила Нина.

– А, тогда понятно. Значит, это он тебя сплавил, чтобы не мешала им.

– Что вы такое говорите? – возмутилась Нина. – Мой папа… Никогда не предаст любовь к моей маме. У них такая любовь была. Вы не понимаете.

– Это ты не понимаешь. Вроде взрослая уже, а как дите рассуждаешь.

Нина решительно встала, прекращая дискуссию:

– Вам уже лучше? Все, спокойной ночи. Мне пора.

12. Второе дежурство

 
Перед очередным дежурством Нина пришла в больницу пораньше, чтобы застать главврача.

–  Здравствуйте, Марья Петровна, – сказала она, входя в кабинет.

Главврач пила чай. На столе среди разбросанных бумаг стояла тарелка с пирожками.

– А, это ты, – равнодушно ответила Марья Петровна, откусывая пирожок. – Что-то рано сегодня. Или увольняться надумала?

– Я хотела бы ознакомиться с историями болезни. Чтобы лучше знать, что говорить пациентам. А то вчера мне было неловко из-за того, что… – начала объяснять Нина, но главврач, не дослушав ее, кивнула:

– Конечно, читай. Только здесь, из кабинета не выноси. А то у нас такое было, теперь комиссии, проверки…

Нина понимающе кивнула, села за стол, взяла истории болезни и стала внимательно просматривать, делая выписки в принесенный с собой блокнот. Вообще-то ее интересовала только одна история болезни, но не помешает просмотреть и другие.

– Пирожки будешь? Угощайся, – предложила главврач. – Вкуснятина. Сама-то печешь?

– Нет, – честно призналась Нина.

– Понятно. Не найдешь ты здесь мужика. У нас все такие избалованные.

– Значит, не найду, – спокойно ответила Нина, не отрываясь от изучения историй болезни. – А вы молодец, что печь успеваете.

– Это не я пекла. Алена. Да ты ее видела, в восьмую приходила. С ней девочка еще такая была, с бантиками.

– А, это которые мыши, – как можно равнодушнее сказала Нина. – Жена и дочь Ладыгина?

Марья Петровна оживилась, даже положила очередной надкусанный пирожок и отставила чашку с чаем.

– Так ты еще не знаешь? Вот я тебе расскажу. Егор-то эту девочку прямо из-под колес вытолкнул, а сам…

Нина оторвалась от чтения, напряженно слушая рассказ главврача.

– Вот так, раз – и все. Был здоровый, красавец. Стал инвалид, – подытожила Марья Петровна.

– А что, у него никого нет? – осторожно спросила Нина. – Родственники или…

– Родственников нет. Друг прибегал. Переживает! В рейс ушел. Когда Егора привезли, приехала с ним такая… расфуфыренная. Все «Егорушка» да «Егорушка». А как узнала, что слепым останется, только ее и видели.

Главврач вздохнула, снова подвинула к себе чашку, взяла пирожок.

Ночью Нина вошла в восьмую палату. Егор не спал, сидел на кровати. Нина присела рядом.

– Почему вы сказали, что пострадали «из-за глупости»? Вы же настоящий герой! – сказала она взволновано, но тихо, чтобы не разбудить спящего Колю.

– А я и не говорил, что из-за своей! – тоже тихо, но эмоционально возразил Егор. – Из-за глупости какого-то идиота, который толком водить не умеет, а туда же… Гонщик хренов. Эх, если б можно было вернуться в прошлое, нашел бы его и… А, разве найдешь. Его и сейчас не нашли. А по-моему, и не ищут.

– Почему вы так думаете?

– А потому что он богатенький, – уверенно сказал Егор. – Сыночек чей-нибудь. Ему закон не писан. Ненавижу. Всех их ненавижу.

– Если у человека есть деньги, то это не значит, что… – начала было Нина, но Егор прервал ее:

– Да ну их. Лучше о себе расскажите. У вас голос сегодня какой-то грустный. Случилось что-то?

– Так, ничего особенного. Все думаю. Старик, у которого я квартиру снимаю, приболел. Я ему укол сделала, а он мне неприятных вещей наговорил.

– Что за старик? Как его зовут?

– Макар Семенович.

– А, Семеныч!

– Вы его знаете?

– Его вся река знает. Боцманом был. Всегда всем недовольный. Матросов только так гонял. Не обращайте внимания.

– Трудно не обращать, – возразила Нина. – Он не поверил, что мои родители любили друг друга. Не верит, что любовь существует.

– Ну и пусть. Это его дело. Главное, что вы верите.

– Теперь уже и не знаю, верю или нет, – грустно призналась Нина.

– Любовь есть, – уверенно заявил Егор. – Мои родители тоже любили друг друга. Когда батя мой погиб, я еще маленький был. Мама второй раз так и не вышла замуж, хотя звали. Она такая красивая была! Да и у вас тоже…

– А что… у меня? – не поняла Нина.

– Извините, если что. Тут все про всех знают. Медсестры говорили, что у вас любимый человек умер.

– Что? – растерянно пробормотала Нина, вспоминая беседу с Марьей Петровной, которая, оказывается, поняла ее слова об умершей любви буквально. – А… Нет… То есть…

– Так умер – это же не предал, верно? – спросил Егор.

Нина представила умершего Костю. Почему-то стало его жаль.

– Пусть живет, – вздохнула она.

Несмотря на недоразумение насчет смерти любимого, Егор правильно понял, что она согласна на предательство, лишь бы человек жил.

– Вы очень добрая, – сделал он вывод. – А меня невеста предала.

Коля заворочался в постели, приподнялся и с жаром вклинился в разговор:

– Вот, а говоришь: «любовь есть».

– А ты чего не спишь? – спросил Егор.

– Уснешь тут с вами, – пробурчал Коля.

13. Люди как люди

 
Нина аккуратно выложила на противень тесто, положила начинку, разровняла, завернула края, прикрыла полосками теста, поминутно сверяясь с рецептом. Включила духовку, поставила в нее будущий пирог и вышла из кухни.

Будущего пирога не случилось. Из духовки повалил черный дым. Нина вбежала в кухню, открыла духовку и окно, кашляя, махала полотенцем, чтобы разогнать дым.

Озадаченно посмотрела на сгоревший пирог, снова принялась за изучение рецепта.

Раздался звонок в дверь, сопровождаемый громким стуком. Нина пошла открывать.

В квартиру вошел Семеныч – гроза реки, запыхавшийся и разгневанный.

– Пожар устроила! – хрипло возмущался он, задыхаясь.

– Нет никакого пожара. Пирог пригорел, – объяснила Нина.

– Смотрю, дым валит! Бежал, аж сердце… – повторял старик, прижав руку к груди.

– Присядьте, – предложила Нина, но Семеныч отмахнулся от нее и прошел на кухню.

– Эх, ты, неумеха, – сказал старик, увидев на противне нечто обугленное. –  Бестолковая. Вот моя дочка умелица! Поэтому и няней ее взяли.

Зазвонил сотовый. Нина обрадовалась, услышав родной голос.

– Да. Привет, папа. Как раз собиралась позвонить. Да, давно собиралась, все как-то… У меня все хорошо, ты не волнуйся.

– Бестолковая, неумеха, – продолжал возмущаться Семеныч. – Откуда только такие берутся. Пожар устроила. 

– Люди? Ну, какие люди… Люди как люди, – сказала Нина, отвечая на вопрос отца. Посмотрела на ворчащего Семеныча и сообщила в телефон:

– Добрые, отзывчивые. Что? Пожар? А… это… по телевизору. Папа, ты за меня не волнуйся. И я еще хотела сказать… я тебя очень люблю.

Старик ушел, ворча и стуча тростью.

Нина надела хирургические перчатки и взялась за исследование сгоревшего пирога. Отыскала наиболее съедобный на вид кусок, очистила его ножом от нагара, попробовала на вкус и долго стояла в задумчивости, пытаясь определить, могло бы это быть вкусным, если не сгорело бы.

 
Ночью ее разбудил звонок телефона, долгий, настойчивый. Она никак не могла проснуться, но телефон звонил упорно. Нина с трудом встала, подошла к телефону. Семеныч звал ее на помощь. В доме напротив в одном из окон горел неяркий свет.

Нина отправилась туда, к этому окну, к старику, вечно всем недовольному, к чужому отцу, брошенному ради заработка за границей.

Уставшая, сонная, сделала укол, сказала Семенычу:

– Вам надо беречь себя. Днем бегаете, а потом ночью плохо. Ни себе, ни другим спать не даете.

– Из-за тебя же и бегаю, – ворчал старик. – Тетеха ты, неумелая. Кто пожар устроил?

Собираясь подкрепиться перед очередным дежурством, Нина приготовила себе яичницу, налила чай, села за стол. Раздался звонок телефона.

«Что еще случилось? Даже поесть спокойно нельзя.»

Нине снова пришлось бежать на зов Семеныча. Вопреки ее опасениям, он не лежал в постели с сердечным приступом или повышенным давлением, а, бодро постукивая тростью, ходил по квартире.

– Вам снова плохо? – спросила Нина на всякий случай, хотя старик не производил впечатление больного.

Семеныч не спеша подошел к столу, взял тетрадный лист и протянул его Нине.

– Вот, купишь мне.

– Я на работу опаздываю, – сообщила Нина. – Дежурство только утром закончится.

– Вот утром и купишь, – подхватил Семеныч. – Как раз хорошо, свеженькое.

Нина озадаченно смотрела на длиннющий список продуктов и их количество.

– Я столько не унесу, – сказала она.

– Эх, ты… Ничего, два раза сбегаешь, – проворчал Семеныч.

– Мне и пяти не хватит, – вздохнула Нина, направляясь к выходу.

– Нежная ты больно, – ехидно заметил старик.

– Да, с грузоподъемностью у меня неважно, – согласилась она.

 
Зато личная жизнь, кажется, налаживалась. Нина в больницу не шла, а летела, ей хотелось как можно больше времени проводить с Егором. Даже главврач это заметила.

– Что-то зачастила ты рано приходить. До твоего дежурства еще три часа, – сказала Марья Петровна, выходя из восьмой палаты и столкнувшись с Ниной.

– Разве плохо? – улыбнулась Нина и вошла в палату.

Егор лежал на кровати.

– Здравствуйте! – сказала ему Нина.

– Здравствуйте, – ответил Егор. – Рад за вас.

– А что такое? – поинтересовалась она, подходя к его кровати.

– У вас голос радостный, значит, что-то хорошее произошло.

– Просто погода чудесная. А вы почему не гуляете? Не разрешают?

– Разрешили. А как я один выйду? Коля сам еле ходит.

– Пойдемте, – предложила Нина, помогла ему встать, обуться и повела его, поддерживая.

Они медленно шли по больничному двору. Егор подставил лицо солнцу и ласковому ветерку, с удовольствием вдыхал свежий воздух.

– Так непривычно, – сказал он. – Темно. А чувствую – солнце светит.

Егор споткнулся.

– Осторожно, – запоздало спохватилась Нина, забывшая предупредить о неровности дороги.

– Совсем беспомощный, – грустно сказал Егор и добавил с тоской:

– Как дальше жить?

– Вам нужно научиться принимать новую действительность, перестроить свою жизнь, – мягко произнесла Нина.

– Все забыть и смириться.

– Открыть для себя новое. Освоить другую профессию.

– Какую? – все так же тоскливо спросил Егор.

– Например, психолога, – предложила Нина.

– Да бросьте. Какой из меня психолог.

– Вы же такой внимательный. Определяете мое настроение по голосу, – привела Нина убедительный, как ей казалось, аргумент.

– Только ваше. Остальные меня мало интересуют.

Это прозвучало как признание. Нина улыбнулась, но продолжала настаивать.

– Все-таки подумайте. Хотите, почитаю вам учебник психологии?

– Хочу, почитайте. Но давайте, учебник – потом. Пока просто какую-нибудь книгу.

– Хорошо, – согласилась Нина. – Да, наверное, так правильно. Вам нужно научиться воспринимать информацию на слух. Осторожнее, тут ямка.

– Неужели это навсегда? – с тоской произнес Егор. – Кто-то обязательно должен быть рядом.

Нина замерла на мгновенье. Его почти признание уже было. Большего он не скажет – не станет навязываться. Теперь ее очередь. Она решилась и, волнуясь, тихо произнесла:

– Если хочешь, я всегда буду рядом с тобой.

– Вы – очень добрая. Жалеете меня. Зачем вам такая обуза? – спросил Егор.

Нина облегченно вздохнула. Она так боялась услышать, что она ему не нужна, что он ее не любит.

– Так и будем разговаривать на «вы»? – засмеялась счастливая Нина. – После того, как мы провели вместе целых две ночи?

Он улыбнулся, но улыбка получилась грустной.

  
Вторая попытка испечь пирог тоже не увенчалась успехом. Нет, вид у него был вполне приличный, не пригорел, вроде бы даже испекся, но получился невероятно жестким и невкусным.

Нина с трудом разломала закаменевший пирог, внимательно исследовала его внутренности, сверяясь с рецептом. Надо же выяснить, что именно сделано не так.

 
Они сидели на скамейке во дворе больницы. Нина читала книгу, Егор слушал.

– «Чистая, светлая река… Очень красиво! Не расскажешь словами…» – читала Нина.

– Река… Да, словами не расскажешь. А ты видела реку? – спросил Егор.

– Да.

– Красиво, правда? А я уже никогда не увижу.

Нина обеспокоено посмотрела на него:

– Может, что-нибудь другое почитать?

– Не знаю, как буду без нее жить, – сказал Егор.

Нина ласково пожала его руку:

– Мы же договорились. Освоишь другую профессию. Держись. Завтра уже снимут гипс, выпишут. Я буду с тобой, помогу. Все будет хорошо.

– Хорошо – это как? Пойми, моя профессия – не просто, чтоб на хлеб заработать, это… Я себе другой жизни не представляю. Лучше бы я погиб тогда.

Нина гладила его руку, пытаясь найти какие-нибудь подходящие слова, но ничего не находилось.

К ним подошел молодой мужчина в форме речника, рослый, крепкий, с открытым мужественным лицом.

– Егор, это я, – сказал он.

– Паша, – узнал Егор. – Привет.

Несмотря на героическую внешность Павла, Нина почувствовала к нему антипатию. Она совсем забыла про друга Егора.

Нина торопливо встала:

– Я пойду. Вы же проводите его до палаты?

Похоже, антипатия была взаимной. Павел посмотрел на Нину неприязненно и сухо ответил:

– Провожу.

Нина ушла, захватив с собой книгу. Павел посмотрел ей вслед, сел на скамейку рядом с другом.

– Это еще кто? – спросил он тоже неприязненно.

– Медсестра, – ответил Егор.

– Что-то я раньше ее не видел.

– Недавно здесь работает. Из Москвы приехала.

– Чтение вслух входит в обязанности медсестры?

– У Нины дежурство кончилось.

– Даже так? – хмыкнул Павел. – Смотрю, эта медсестричка крепко в тебя вцепилась.

– Нина мне просто читает.

– Тоже мне, чтица. Я же тебе целую коллекцию аудиокниг принес.

– У нее голос приятный, очень красивый.

– Ну, разве что голос. Егор, ты для этой медсестрички – последний шанс. Охомутает и не заметишь.

– Только рад буду. Хоть кто-то подберет брошенное.

– Да не брошенный ты!

– А как это назвать?

– Я Лерку не оправдываю, хоть и сестра. Да, она поступила по-свински. Но она молодая, глупая. Одумается еще.

– Мне уже все равно: одумается, не одумается. Да и знаешь, она права: зачем молодой и красивой девушке крест на себе ставить.

– Какой еще крест. Егор, ты-то раньше времени крест на себе не ставь. Ты будешь видеть!

– Перестань, Паша, – грустно возразил Егор. – Врачи говорят, что я безнадежен.

– Какие врачи? Кто конкретно?

– Марья Петровна.

– Много понимает твоя Марья Петровна!

– Она главврач.

– Да она только руку твою лечит! Тебя надо знающим врачам показать, в Москву везти. Ты говоришь, эта, медсестричка, из Москвы. Спрошу у нее, может, знает, куда обращаться. Прямо сейчас и спрошу.

Увлеченный своей идеей немедленно разыскать Нину, Павел вскочил со скамейки.

– Сначала меня до палаты доведи, – охладил его пыл Егор. – А то я дорогу не найду.

Павел спохватился, помог Егору встать:

– Эх, Егорка. Пойдем, – и повел его к зданию больницы, поддерживая.

Нина сняла белый халат, поправила прическу. Ей хотелось побыстрее уйти из больницы, остаться одной, подумать. Этот Павел, конечно, расскажет Егору, что она вовсе не красавица. Хотя какая разница слепому человеку. Может обидеться, что обманула. Нехорошо начинать отношения с обмана. А у них отношения?.. Надо поскорее сбежать и спокойно во всем разобраться.

Она быстро шла по коридору к выходу, но сбежать не успела. Ее догнал Павел, собиравшийся переговорить насчет лечения в Москве и пообещавший себе быть как можно дружелюбнее. Но из этого намерения ничего не вышло.

– Я – друг Егора, – начал Павел.

– Я поняла, – сухо ответила Нина.

Ее невзрачная внешность и сухой ответ подействовали на него раздражающе, и он сказал резко:

– Ничего ты не поняла. Я – друг. А ты кто?

– А я люблю его. И не смейте мне тыкать, – смело ответила Нина, чувствуя в этом человеке своего заклятого врага.

– Нет, ты его не любишь, – возразил Павел. – Ты только о себе думаешь.

Нина вышла во двор, Павел пошел за ней, высказывая:

– Тебе так хорошо, удобно. Книжки ему читать, возле себя держать. А если б ты его по-настоящему любила, то сделала бы все, чтобы он видел!

– Ну, знаете ли. Я – не волшебница! – возмутилась Нина. – В его истории болезни ясно написано «неоперабельно». Операция невозможна.

– Почему? – спросил Павел.

– По результатам проведенного обследования, – не очень уверенно ответила Нина, застигнутая врасплох этим простым вопросом.

– Кто его обследовал? Кто написал, что операция невозможна? Кто поставил такой диагноз? Не диагноз, приговор! Какой-то врач, неизвестно еще, знающий или нет. А ты его защищаешь. Как это называется? Сговор?

– Профессиональная этика, – холодно пояснила Нина.

– Мне эта ваша этика… – крикнул Павел, явно собираясь сказать что-то нецензурное.

Нина остановилась, презрительно посмотрела на него в упор.

Павел сдержался, подобрал литературное слово:

– Безразлична. Пойми, его надо в Москву везти, может, за границу. Ты же из Москвы вроде? Подскажи хоть, куда обращаться.

Нина пожала плечами:

– Если он не операбелен, это бесполезно.

– Да, тебе так, конечно, удобнее, – сказал Павел. – Потому что как только Егор тебя увидит – сразу бросит. Его никогда не интересовали такие, как ты – бледные поганки. 

– Хам, – спокойно сказала Нина. Не возмущенно, а просто констатируя факт. 

– Ха, думаешь, Егор другой? – неожиданно обрадовался Павел. – Мы с ним с детства дружим. Я его лучше знаю. Сейчас только совсем не узнаю. Размазня какая-то, а не мой лучший друг. Привязала к своей юбке и радуешься. Ничего, я землю носом рыть буду, а найду возможность его прооперировать. И денег найду. Так что не строй на него планы. Он снова будет с моей сестрой. Знаешь, какая они красивая пара?

– Так это ваша сестра его предала? – жестко спросила Нина.

– Много ты понимаешь! Лерка… А… – он с досадой махнул рукой и быстро пошел к воротам.

Нина остановилась. Друг Егора оказался неприятным типом, но он был прав.

16. Новые планы

 
Нина решительно вошла в кабинет главврача. Несмотря на то, что главврач была занята – она с увлечением поливала растения, Нина все же отвлекла ее от этого несомненно важного занятия.

– Марья Петровна, разрешите? – не дожидаясь ответа, Нина взяла со стола историю болезни Егора.

– Это – история болезни Ладыгина. Объясните, пожалуйста, почему он не операбелен? Здесь нет никаких результатов обследования.

Главврач, продолжая поливать растения, ответила как всегда равнодушно:

– Какие тебе результаты… Оборудования у нас нет, врачей такой квалификации нет. Операцию… если делать… только за границей. А у Егора денег таких нет. Вот потому.

Нина молча смотрела на Марью Петровну, спокойно поливающую цветы.

  
Вечером она долго репетировала предстоящий сложный разговор с отцом.

– Папа, дело в том, что Егор… Нет, не так.

– Да, я понимаю, что он совершенно чужой человек… Не то.

– Да, я понимаю, что прошу тебя о невозможном, но неужели ты, для своей дочери… Нет, ерунда какая-то.

– Папа, пойми, этот человек мне очень дорог…

Так и не определившись, какие именно слова станут наиболее убедительными, Нина набрала номер.

– Папа, это я. Я приезжаю послезавтра. У меня к тебе просьба, нужно одно место в клинике для пациента. За мой счет. Дело в том… Можно? Спасибо.

Разговор оказался на удивление легким.

Нина шла по больничному коридору, направляясь в восьмую палату. Дверь палаты открылась, в коридор осторожно вышел Егор, здоровой рукой придерживаясь стенки.

Нина подошла к нему.

– На прогулку? – спросила она.

– Надо готовиться к самостоятельной жизни, – ответил Егор. – Сегодня гипс снимают. Завтра выписывают. Завтра уже буду дома. Привыкать к инвалидности. 

– Извини, если нарушаю твои планы, но завтра мы едем в Москву, на обследование. Я уже договорилась.

Егор молчал, пытаясь осознать услышанное, наконец, сказал, без вопросительной интонации:

– Я буду видеть.

– Пока только обследование, – бесстрастно сообщила Нина.

– Ниночка, ты… – он неловко попытался обнять ее. – Милая моя! Спасибо, за все, что ты для меня делаешь. Я и тебя, наконец, увижу.

– Егор, это только обследование. И, если честно, то благодарить нужно не меня, а твоего друга.

– Паша – замечательный, – радостно заявил Егор.

– Да, уж, – сказала она.

 
Третья попытка испечь пирог. Нина вынула свое кулинарное творение из духовки – на вид красивое и аппетитное. Она аккуратно отрезала небольшой кусочек, попробовала – вкусно!

Нина с наслаждением жевала пирог – испеченный собственноручно!

Очень гордая собой, она нарезала пирог на ровные куски, разложила на три тарелки.

С одной тарелкой она отправилась в дом напротив. Торжественно предъявила Семенычу пирог:

– Вот, угощайтесь. Сама испекла.

– Там поставь, – небрежно махнул рукой старик. – Померяй мне давление. Когда съезжаешь?

– Завтра утром.

– Квартиру прибери, – распорядился Семеныч.

Две другие тарелки с пирогом Нина понесла в больницу.

Она вошла в кабинет главврача, радостно оживленная, с красивым и аппетитным пирогом на тарелке. Главврач что-то писала, сидя за столом.

– Марья Петровна, спасибо вам за все! Угощайтесь! Пирог. Сама испекла.

Главврач подняла голову, сказала равнодушно:

– Так и знала, что долго у нас не задержишься.

Третью тарелку Нина понесла в восьмую палату. Ну, уж здесь-то будет больше радости и удивления.

Егор сидел на кровати, пытаясь одной рукой на ощупь разобраться в тумбочке. Гипс с его левой руки уже сняли, но рука слушаться не желала. Здоровой правой он время от времени потирал непослушную руку, но лучше не становилось.

Коля полулежал на своей кровати, наблюдая за Егором.

– Вот и я, – объявила Нина. – Пирог вам испекла. Угощайтесь!

Нина дала кусок пирога Коле, подошла к Егору.

– Егор, попробуешь пирог?

Продолжая рыться в тумбочке одной рукой, Егор ответил слегка раздраженно:

– Нин, извини, что-то есть совсем неохота. Коля, какого… ты все переставил, ничего не найду.

Коля быстро положил свой кусок, схватился за костыли:

– Сейчас, подожди.

Коля достал из тумбочки небольшой пакет. Егор ощупал его.

– Яблоки, – пояснил Коля.

– Себе забери.

Коля снова нырнул в тумбочку.

– Ну как пирог? Вкусный? – спросила Нина у него.

– Да, нормальный, – мимоходом ответил Коля, вынимая из тумбочки еще какой-то пакет.

– Ладно, тоже пойду собираться, – сообщила Нина, понимая, что им сейчас не до нее.

 
На следующее утро Нина с чемоданом и сумочкой через плечо и Егор с дорожной сумкой, одетые в дорогу, стояли у ворот больницы. Подъехала легковушка, из которой вышел Павел.

– Давайте грузиться. Егор, давай свою сумку.

– Я сам, – ответил Егор.

– Успеешь еще. Рука вот недолеченная.

Павел положил в багажник сумку Егора и чемодан Нины, помог Егору забраться в машину, обернулся к Нине:

– Нина, вы меня извините. Спасибо вам.

– Пока не за что. Это просто обследование, – сдержанно сказала она.

– Все равно спасибо. Если что будет нужно: деньги, лекарства – только скажите.

Нина кивнула.

Павел довез их до вокзала, помог сесть в поезд. На следующий день они были в Москве. До клиники доехали на такси. Нина позвонила отцу по сотовому и сообщила:

– Мы приехали.

Нина повела Егора, одной рукой поддерживая его, а другой везя за собой чемодан. Увидев их через застекленную стену вестибюля, из клиники выбежал крепкий охранник и, радостно улыбаясь Нине, легко подхватил ее чемодан.

– Нина Владимировна! С приездом!

– Здравствуйте, Илья, – вежливо ответила Нина охраннику и заметила легкое удивление на лице Егора.

В вестибюле их встретил Добров. Увидев папу, такого милого и родного, Нина, не удержавшись, подбежала к нему и порывисто обняла, невольно отпустив руку Егора. Потом снова взяла Егора под руку:

– Это – Егор Ладыгин, старший помощник капитана, потерял зрение после несчастного случая, точнее, героического поступка. Егор – это Владимир Иванович Добров, главный врач клиники.

– Ладыгин, – представился Егор, протягивая руку.

Добров пожал его руку, внимательно глядя на нового пациента и догадываясь, что этот Ладыгин для его дочери не просто пациент. Впрочем, свою догадку он ничем не выдал. Сказал обычным тоном врача:

– Пойдемте, покажу вашу палату.

Нина повела Егора по больничным коридорам.

– Встреча на высшем уровне, – негромко произнес Егор. Произнес спокойно, с достоинством, не задавая никаких вопросов.

Добров остановился возле двери в палату.

– Вот ваша палата, – сказал он.

– Большая больница, – сделал вывод Егор. – Кто еще в палате?

– Вы будете один.

– Номер люкс. Круто, – спокойно отозвался Егор.

Нина ввела Егора в уютную палату.

– Вот здесь кровать, – объясняла она, подводя его к кровати. – А на стенах висят картины.

– Не надо их описывать. Надеюсь, сам увижу.

– Егор, извини, но надеяться пока рано. Обследование покажет, – напомнила ему Нина.

 
Домой она добралась только к вечеру. Поехала одна, у Доброва еще были дела в клинике.

Нина переступила порог прихожей, волнуясь – она так давно не была дома. Из комнат на звук открываемой двери вышла Валентина.

– Ой, Ниночка, приехала. Наконец-то, – сказала она радостно и немного смущенно. – А я тебя днем ждала. А ты сразу в клинику. Ужинать сейчас будешь или…

Нина молча смотрела на располневшую фигуру Валентины. Она просто потолстела или это действительно беременность?

– Валя? – неуверенно спросила Нина.

– Да, уже седьмой месяц, – смущенно улыбаясь, подтвердила Валентина. – Даст Бог, скоро стану мамой. Хоть бы все хорошо прошло. В таком возрасте все-таки…

«Седьмой месяц? Семеныч был прав?»

– Ты же давно знала? Почему мне ничего не сказала? – потрясенно спросила Нина.

– Не хотела тебя расстраивать, – объяснила Валентина. – У тебя свадьба не удалась, а тут я со своей радостью.

– Ну да, ну да, – растерянно кивнула Нина, переобулась и пошла в гостиную.

– А… отец… – обернулась она к Валентине.

– Он очень хороший человек, – подхватила та. – Как узнал, что будет ребеночек, сразу мне предложение сделал.

– Предложение? – переспросила Нина.

– Да.

– Кто? Папа? – в смятении произнесла Нина.

– Ну, да, – кивнула Валентина. – Папа ребеночка. Он в мясном отделе работает.

Нина облегченно вздохнула, но от пережитого потрясения у нее закружилась голова, и она прислонилась к стене, чтобы не упасть.

– Я у него всегда мясо покупаю, – счастливо болтала Валентина. – Я на него давно внимание обратила. Вежливый такой. Всегда самые лучшие куски для меня выбирает. Оказывается, и я ему давно нравилась. Но он думал, что я замужем. А потом разговорились… Ниночка, тебе плохо? – домработница наконец-то заметила необычное состояние Нины.

– Валюша, поздравляю тебя, – сказала Нина, обнимая Валентину. – Я так по тебе скучала. Там была женщина, чем-то на тебя похожая, тоже так все ласково называла. И сама милая, ласковая. Но только не со мной. Я же ей чужая. Плохо быть чужой. Я так рада, что дома.

– Ниночка, ведь уйду я от вас теперь. Новую домработницу искать придется.

– Ничего страшного. Справимся. Что ты говорила насчет ужина? Пирог испечь?

– Неужели научилась? – ахнула Валентина.

– А как же, – похвасталась Нина. – Не пропадем. Только скучать будем.

– Ничего, не соскучишься. Я слышала, ты вроде с женихом приехала? Не до меня тебе будет.

– Нет, Валюша, Егор – просто пациент.

Пока рано что-то загадывать.

«Интересно, кто сказал Валентине про жениха? – подумала Нина. – Значит, папа все понял.»

19. Условие

 
Нина сидела в кабинете Доброва и напряженно наблюдала, как он разглядывает рентгеновские снимки.

– Да, шансы есть, – сказал он наконец. – Пока. Надо везти за границу. Как у него с финансами?

– Не знаю. По-моему, никак.

Добров отвлекся от снимков:

– Ты говорила, что он спас девочку. Может, семья этой девочки поможет?

– Вряд ли у них есть такие деньги, – с сомнением покачала головой Нина.

– А тот, виновник?

– Его не нашли.

– У Егора должны быть родственники, друзья, коллеги, наконец…

– Да, и все вместе они смогут набрать денег на перелет. Папа, представь, что операция нужна мне.

– Типун тебе на язык, – рассердился Добров.

– У нас же есть такие деньги?

Добров внимательно посмотрел на Нину.

– Доча, извини за бестактность, но Егор видел тебя до несчастного случая? Или вы познакомились…

– Нет, он меня никогда не видел, – прервала его Нина. – Папа, Егор рисковал жизнью ради совершенно незнакомой ему девочки, а для меня он…

– Видишь ли, скорей всего, привязанность Егора к тебе обусловлена его беспомощным состоянием.

– Бледная поганка, – задумчиво произнесла Нина.

– Что? – переспросил Добров.

– Его друг уже объяснил мне это, только в других выражениях.

Добров молча смотрел на свою дочь. Наконец произнес, твердо и размеренно:

– Я оплачу ему операцию. Только с условием: ты останешься – работать, оперировать, заведовать отделением, в дальнейшем возьмешь на себя руководство клиникой. Иначе зачем ты получала образование, стажировалась в лучших заграничных клиниках? Надеюсь, у тебя хватит ума и гордости предоставить Егору свободу и не мчаться за ним в его рыбацкую хижину.

– Папа, какая хижина? Он – не рыбак…

– Мы договорились? – прервал ее Добров.

– Да.

– Выясню, где его смогут прооперировать.

– Когда я стажировалась в Германии, видела такую операцию, – подсказала Нина.

– Да, и туда обязательно позвоню. Кто его будет сопровождать?

– Я.

Добров неодобрительно покачал головой, но возражать не стал.

– Тем не менее, до вашего отъезда я настаиваю на твоем возвращении в рабочий процесс. Завтра операционный день. Будешь мне ассистировать.

Нина послушно кивнула и задумчиво сказала:

– А ведь у нас есть все условия для проведения таких операций.

– Да, возможно, лет через пять и мы сможем оперировать таких больных, – согласился Добров. – Будем готовить своих специалистов.

Егор стоял в палате и осторожно ощупывал картину, висящую на стене.

В палату вошла Нина. Он обернулся на звук открываемой двери и легких шагов.

– Нина, – уверенно определил Егор.

– Да. Как ты узнал? – обрадовалась она.

– Развиваю способности экстрасенса. Почти получается. Вот пытаюсь на ощупь определить, что на картине. Только не рассказывай!

Нина подошла к нему ближе, глядя на него с нежностью.

– Не буду, – пообещала она.

– Эта картина мне почему-то особенно нравится.

Нина невольно взглянула на картину, хотя прекрасно знала, что на ней изображено: широкая, чистая река.

«Ему сделают операцию, и он уедет к своей реке.» Нина обняла Егора, пока еще он здесь, рядом. Он что-то почувствовал в этом ее отчаянном объятии.

– Ты что-то от меня скрываешь?

– Я…? – растерялась Нина. Да, она много чего скрывает.

– Результаты обследования показывают, что я скоро умру? – шутливо спросил Егор.

– Нет, что ты! – поспешно возразила Нина.

– Ты меня так обнимаешь, как будто навсегда расстаешься.

– Все хорошо, – бодро произнесла Нина. – А результаты… тоже… хорошие. Только еще не все готовы. Подожди немного.

– Мне здесь обязательно помогут, – кивнул Егор. – У главврача такой голос, уверенный. Как у капитана.

20. Дочь своего отца

 
– Почему только через полгода? – в отчаянии переспросила Нина. – Шансов на успех будет гораздо меньше. Если они вообще останутся.

Добров сидел за столом в своем кабинете, устало кивал головой, соглашаясь с взволнованной дочерью.

– Специалистов мало, больных много. В первую очередь оперируют детей, чья жизнь под угрозой. Не думаю, что такой человек как Егор согласится, чтобы ему вернули зрение ценой жизни ребенка.

– Да, конечно. Но, может, через полгода уже не будет смысла оперировать.

Добров пожал плечами:

– Альтернативы у нас все равно нет.

– Есть, – негромко сказала Нина.

Главврач вопросительно взглянул на нее.

– Я буду оперировать, – сказала Нина, все так же негромко, но с неожиданной решимостью в глазах.

Добров посмотрел с недоумением, пожал плечами:

– Это исключено.

– Ах, вот как. А для чего ты закупал новейшее оборудование? Для чего я получала образование, стажировалась в лучших заграничных клиниках? Я же была на такой операции!

– Да, я планировал начать проведение таких операций, но в перспективе, – спокойно возразил он. – Сначала нам всем нужно набраться опыта. Пока только ты видела такую операцию, и только видела, даже не ассистировала. Этого недостаточно.

– Я не просто смотрела, я будто сама делала. Я прочувствовала эту операцию! У меня есть описание, есть видео. Я изучила все детали. Почему ты не веришь, что я справлюсь? Я даже пирог смогла испечь!

– Доча, думай, что говоришь, – устало произнес Добров. – Как можно сравнивать какой-то пирог с уникальной операцией.

– Папа, пойми, это был не просто какой-то пирог. Я  поверила в себя, в свои силы!

– Ты ненормальная, – снова пожал он плечами.

– Тебе тоже так говорили, когда ты затевал свое дело. Я – дочь своего отца!

Добров молчал, видимо, не считая нужным тратить силы на бесполезный спор.

Нина подошла к нему ближе, сказала спокойнее, убеждая:

– Папа, я тщательно изучила все детали этой операции. Мысленно я делала ее уже много раз. Я справлюсь.

– Не уверен, что смогу тебе ассистировать, – покачал головой Добров. – Я к этому не готов.

– Ассистировать будет Костя, – сказала Нина.

Добров посмотрел на нее с удивлением.

– Он – блестящий хирург, – спокойно пояснила Нина.

– Ну, что ж, остается только надеяться… – начал Добров, и Нина улыбнулась, – …что пациент не даст согласия на операцию.

Улыбка Нины погасла.

– Только не говори ему, что оперировать буду именно я. Скажи, что ты, – попросила Нина.

Добров строго смотрел на нее, не одобряя таких тайн, но она торопливо добавила:

– И, пожалуйста, не спрашивай, почему.

– Нина, прекрати детский сад, – сурово сказал Добров.

Услышав, что папа назвал ее по имени, Нина поняла, что объяснять все же придется.

– Егор тебе очень доверяет, – мягко сказала она. – Ты же сам знаешь: чем старше и опытнее врач, тем выше доверие пациента. А доверие пациента – очень важный фактор.

Доброва это ее объяснение, логичное и аргументированное, вполне устроило, он кивнул.

21. Первоиспытатель

 
Егор совершал прогулку по палате: осторожно передвигался, вытянув перед собой руку.

В палату вошел Добров.

– Егор, я – главврач, Добров Владимир Иванович.

– Да, помню. Здравствуйте.

– Пришел обсудить с вами предстоящую операцию.

Егор замер, переспросил:

– Мне можно сделать операцию?

Главврач подошел к нему, помог добраться до кровати и сесть.

– Да, но… Есть одно «но», – сказал Добров. – В нашей клинике мы таких операций еще не делали.

– Ясно. Значит, надо ехать за границу. Недешево.

– Оборудование у нас есть. Такие операции мы в принципе планировали, посылали наших врачей на стажировку в лучшие зарубежные клиники. Мы могли бы сделать вам такую операцию, естественно, за счет клиники, если вы не возражаете стать…

– …подопытным кроликом, – с юмором заметил Егор.

– Зачем же кроликом, – возразил главврач, невольно увлекаясь. – Я бы сказал первопроходцем. Первоиспытателем.

– Умеете вы уговаривать, – улыбнулся Егор.

– Я не уговариваю. Ни в коем случае! – спохватился Добров. – Вы можете отказаться. И обещаю, если вы откажетесь, оплатить операцию за границей. Правда, ваша очередь подойдет только через полгода.

– Полгода… – повторил Егор и вдруг спросил:

– А зачем вам оплачивать мою операцию?

– Э, гм… – слегка замялся главврач. – Почему бы и нет? Вы же совершили героический поступок. В общем, я не принуждаю вас делать операцию в нашей клинике. Как я уже сказал, вы можете отказаться.

– Я согласен, – сказал Егор.

Нина ждала в коридоре. Когда главврач вышел из палаты, напряженно посмотрела на него в ожидании ответа.

– Планируем на четверг, – сказал Добров.

Она спокойно кивнула.

Добров смотрел на свою дочь, отмечая, что она изменилась. Такая решимость в горящих глазах, уверенность в своих силах.

22. Перед операцией

 
На следующий день Нина вошла в палату Егора. Он сидел на кровати, с кем-то говорил по телефону.

– Перезвони мне, – сказал Егор в телефон, услышав ее шаги, и спросил:

– Как лучше объяснить сюда дорогу? Какой адрес?

– Зачем? – строго спросила Нина.

– Паша скоро приедет.

– Только Паши еще не хватало. Никаких посещений, – возразила она.

– Он – мой друг.

– Никаких друзей. Лишние микробы.

– Какие еще микробы?

– Уличные. Речные. Не знаю, какие. На каждом человеке живет множество микробов.

– Ну, хорошо, хорошо, – уступил Егор.

Нина забрала у него телефон:

– Он тебе тоже не нужен.

– Нина!

– Когда станешь здоровым, делай, что хочешь, – строго сказала она и положила телефон в карман своего халата. – А сейчас – не спорь.

Егор только философски покачал головой:

– Вот попал.

 
В коридоре санитарка мыла пол. Нина прошла в свой кабинет – надо все еще раз тщательно продумать перед предстоящей операцией, снова пересмотреть все материалы.

К зданию клиники подъехало такси, из которого вышел крепкий молодой мужчина в форме речника.

– Здравствуйте! Кто тут у вас главный? – спросил Павел у охранника.

Павел прошел к кабинету главврача, на ходу с интересом разглядывая роскошную обстановку.

Добров сидел за столом в своем кабинете, изучая очередные снимки и анализы, когда раздался энергичный стук в дверь, а затем в кабинет вошел энергичный Павел.

– Здравствуйте! Я – друг Ладыгина. Говорили по телефону, связь пропала. Как мне его найти?

Добров в некотором замешательстве встал из-за стола, не готовый к появлению друзей Егора.

– Проходите, – пригласил он, указывая на диван. – Видите ли, я не уверен в целесообразности посещений. Ладыгина готовят к операции.

Павел сел, озадаченно глядя на главврача:

– Где? Здесь? Не понял. Я узнавал, такие операции делают только за границей.

– Оперировать будем в нашей клинике.

– Сколько будет стоить? – поинтересовался Павел.

– Операция за счет клиники, – пояснил Добров.

– С чего такая щедрость? – насторожился Павел.

– Это – решение оперирующего хирурга.

– А кто будет оперировать?

– Нина Владимировна – очень способный хирург, прошедший стажировку в лучших зарубежных…

Павел вскочил.

– Нина? Какая Нина? Где она?

Добров снял трубку внутреннего телефона:

– Нина Владимировна, зайдите ко мне, пожалуйста.

Павел, не дожидаясь прихода Нины Владимировны, выбежал из кабинета и наткнулся на ведро с водой. Ведро опрокинулось, вода разлилась по полу.

Выйдя из своего кабинета, Нина услышала грохот упавшего ведра и возмущенный возглас санитарки.

– Куда? Только вымыла.

К Нине подбежал Павел, схватил ее за руку.

– Ты что задумала? Какой из тебя, блин, хирург? А я-то, дурак, поверил, что ты действительно хочешь ему помочь.

– Оставьте меня, пожалуйста, в покое, – хладнокровно сказала Нина. – Не нервируйте меня перед операцией.

– Не будешь ты ему делать операцию. Я этого не допущу!

Павел побежал к кабинету главврача. К Нине подошла санитарка, покачала головой:

– Ох, Нина, Нина. Как приехала, так мужики вокруг и вьются. Одного красавца с собой привезла, другой следом бежит. Горячий какой. В любви, что ли, объяснялся?

– Почти. Убить хочет.

– О, господи, – охнула санитарка.

К Нине уже подходили взволнованный Павел и обеспокоенный Добров.

– Какая-то медсестра будет делать операцию! – возмущался Павел.

– Нина, ты что, медсестрой работала? – недоуменно спросил Добров.

– Папа, зачем ты ему сказал?

– Папа?! – изумился Павел. – Сговорились!

– Ты просила не говорить Ладыгину, я не думал, что это распространяется и на… – говорил Добров.

– Так Егор не знает, кто его собирается оперировать? Я его немедленно забираю! – заявил Павел.

– Что значит «забираю»? – возразил Добров. – Пациент дал согласие.

– Какое согласие? Когда узнает, кто его будет оперировать, откажется! – уверенно сказал Павел.

– Нина, может, ты объяснишь, в чем дело?

– Я все понял: никакой операции не будет. Фикция! – заявил Павел Доброву и сказал Нине:

– Он же сбежит от тебя, если сможет видеть! Где он?

– Идемте за мной, – хладнокровно ответила Нина и пошла по коридору.

Павел послушно двинулся за ней. Добров стоял, глядя им вслед.

Нина вышла в вестибюль и обратилась к охраннику, указывая на следовавшего за ней Павла:

– Илья, выведите его, пожалуйста, и больше не впускайте. Он слишком переживает за друга и всех нервирует.

– Пожалуйста, пройдемте, – сказал охранник Павлу, не ожидавшему такого поворота, и так быстро и ловко выпроводил его, что Павел спохватился только, очутившись снаружи, перед запертой дверью. Павел попытался выломать дверь, но ему это не удалось. Нина спокойно смотрела на него через застекленную стену вестибюля. Павел вынул сотовый, набрал номер.

– Егор, слышишь меня? Тебе надо немедленно… – проговорил он в телефон.

– Павел, это не Егор, – услышал он в телефоне голос Нины.

Он посмотрел на нее через стекло вестибюля. Она стояла совершенно спокойная, с телефоном в руке. Из своего сотового он услышал ее негромкий голос:

– Все будет хорошо. Поверьте.

23. «Как ты мог разрешить мне эту авантюру?»

На улице шла обычная жизнь: проезжали машины, шли люди, торопясь по каким-то своим делам, не подозревая, что в это время решается чья-то судьба.

В клинике над дверью операционной светилось табло: «Идет операция».

Нина стянула хирургические перчатки и стала мыть руки, вспоминая каждое действие во время операции, проверяя, все ли сделано правильно. Напряжение, вместо того, чтобы уйти, только нарастало.

К ней подошел Костя, сказал неожиданное:

– Какие у тебя красивые глаза.

– Только сейчас заметил? – холодно ответила Нина. До операции у нее на какие-то доли секунды мелькнула мысль, что она будет оперировать любимого человека, а ассистировать ей будет ее бывший жених, но эта мысль тут же исчезла, как неважная. Нина полностью отрешилась от личных переживаний и сосредоточилась на операции. Егор был для нее только пациент. Костя, хоть и оказался не слишком порядочным человеком, был замечательным нейрохирургом, на профессионализм которого можно было положиться.

Но это вовсе не значит, что она готова выслушивать его сомнительные комплименты.

– Нина, я тебя не узнаю, – сказал Костя. – Ты так изменилась. Такая стала…

– Какая? – поинтересовалась Нина, намыливая руки.

– Необыкновенная. Решительная, сильная, смелая. Прекрасная! Нина, может, простишь меня, и мы…

– Так легко бросишь Юлю?

– Да, я неидеален, – согласился Костя. – Но, Нина, послушай, этот… Ладыгин… он же не видел тебя.

– Ты сам только что сказал, что я прекрасна. В чем же дело? – она вытерла руки и вышла в коридор.

Костя догнал ее:

– Нина, ну… я не буквально, а в переносном смысле. То есть, я имел в виду не внешность. Вряд ли он сможет тебя оценить. Какой-то моряк.

– Речник.

– Что это меняет? Если он увидит тебя…

Нина остановилась, пораженная его формулировкой. Теперь ей стало по-настоящему страшно.

– Вот именно. Если, – повторила она.

Костя ответил ей уверенно и деловито:

– Ты что, сомневаешься? Все прошло отлично.

Его слова услышал подошедший к ним Добров.

– Это обнадеживает, – сказал он. – Но радоваться, конечно, рано.

Нина не радовалась. Страх не отпускал, а все возрастал. Она еле добралась до своего кабинета, машинально села за стол, глядя прямо перед собой.

Сумасшедшая! Как она могла решиться на такое? А папа? Опытный, мудрый папа. Как он мог ей разрешить? Какими аргументами она его убедила? Подумаешь, смогла испечь пирог. Глупо! Тем более, что…

– А ведь пирог получился не сразу, – в ужасе произнесла Нина и прижала к вискам похолодевшие пальцы, пытаясь хоть немного успокоиться.

Нина шла по коридору за Добровым в таком волнении, что еле держалась на ногах. 

– Папа, не понимаю, как ты мог разрешить мне эту авантюру.

– Поздно, – ответил Добров.

– Как поздно? – еще сильнее разволновалась Нина. – Ты что-то знаешь?

– Бояться, говорю, уже поздно, – пояснил Добров.

У палаты Егора Нина остановилась.

– Иди один. Я не могу. Мне страшно.

Добров укоризненно посмотрел на нее и неодобрительно покачал головой. Вошел в палату. Нина осталась у двери.

Подошла санитарка, стала старательно тереть тряпкой идеально чистый подоконник.

– Что дрожишь? – спросила она у Нины.

– Сейчас будет ясно, видит мой больной или нет.

Санитарка вздохнула.

Открылась дверь палаты. Нина вздрогнула.

Добров подошел к ней, серьезный, строгий. Она смотрела с отчаянным вопросом в глазах, но спрашивать вслух не решалась.

– Как ты сказала? Авантюра? – спросил Добров.

Нина кивнула, похолодев.

24. Противоречивые чувства

 
Добров обнял ее:

– Поздравляю с успехом! Милый ты мой хирург! Он видит. Пойдешь к нему?

Она машинально кивнула. Главврач, окрыленный успехом уникальной операции, направился в свой кабинет. Прорыв! А то, что этот прорыв совершила его дочь, наполняло его еще и отцовской гордостью.

– Нина… – подошла к ней санитарка.

Но Нина не замечала ее, вся во власти противоречивых чувств. Радость и гордость врача, справившегося со сложнейшей операцией – и отчаяние некрасивой женщины. Сейчас Егор ее увидит и в ужасе отшатнется.

– Я говорю, причесалась бы. Нин, слышишь меня? – теребила ее санитарка.

Нина внимательно посмотрела на нее и кивнула:

– Обязательно.

В умывальной комнате Нина умылась, смывая тушь с ресниц и помаду с губ, вытерлась, посмотрелась в зеркало. Натянула белую шапочку так, чтобы она полностью закрыла волосы. Снова изучающе глянула в зеркало. Этого ей показалось недостаточно. Последний штрих – Нина высвободила из-под шапочки уши.

Санитарка, увидев Нину – без грамма косметики, с забавно торчащими из-под шапочки ушами, всплеснула руками и бросилась к двери палаты.

– С ума сошла! Не пущу! – громко заявила она, перегораживая собой вход в палату.

– Все правильно, теть Кать, – сказала Нина, грустно глядя на санитарку. – Чтоб уж наверняка.

Санитарка помедлила, вздохнула и отошла от двери.

Нина вошла в палату, подошла к кровати, на которой лежал Егор, еще слабый после операции.

– Привет, – сказала она. Наверное, ее голос прозвучал как-то совсем уж безжизненно.

Егор медленно перевел взгляд в ее сторону, внимательно посмотрел на Нину, взял ее за руку.

– Нина? – спросил он.

Она кивнула.

– Ниночка, родная моя! Я вижу! Представляешь? Я – вижу!

– Очень рада за тебя, – немного напряженно произнесла Нина. – Правда.

– Ниночка, милая. Красавица моя!

Услышав это, она забеспокоилась. Врач в ней взял верх над женщиной.

– Ты действительно видишь? – переспросила Нина.

Она показала четыре пальца на руке и спросила:

– Сколько пальцев?

– Четыре, – слабо улыбнулся Егор.

– А сейчас?

– Три, – он снова ответил правильно.

– А… какого цвета у меня глаза?

– Цвета реки. Глупенькая ты моя. Я тебя давно разглядел. Красивые у тебя глаза. И ушки тоже, ничего. Симпатичные.

Нина невольно улыбнулась.

– И улыбка красивая, – сказал Егор.

– Да ладно, – не поверила она. – Знаю, что не фотомодель.

– Модель у меня уже была. Кроме тебя мне никто не нужен. Для меня ты – самая красивая.

25. Павел навещает друга

 
Вернувшись из очередного рейса, Павел поехал в Москву – навестить своего выздоравливающего друга. Он с опаской подошел к входу в клинику, осторожно поинтересовался у охранника:

– К Ладыгину я. Можно?

Охранник улыбнулся и жестом показал, что путь свободен.

 
Егор уже выглядел вполне здоровым, Павлу обрадовался, но разговор у них получался не слишком гладкий.

– Егор, ну какое еще предложение, какая свадьба, – говорил Павел, расхаживая по палате. – Понимаю, ты благодарен Нине за то, что она сделала тебе операцию, но это же не повод жениться.

– Нина просто ассистировала, – поправил Егор.

– Стоп, не понял. Кого обманули? Мне Добров сказал, что оперировать будет Нина.

– Значит, она сама? Ничего себе, – восхитился Егор.

– Из-за чего я и психовал, – сказал Павел. – Поэтому меня и выгнали.

– Как выгнали? – не понял Егор.

– А так, чтобы не мешал, – спокойно пояснил Павел. – Сказали, отправляйся-ка ты куда подальше.

– А ты что?

– Что? Ушел. В рейс. Куда еще. Вот, вернулся, сразу к тебе. Ничего, пустили.

Павел присел на кровать рядом с Егором, заговорил мягче:

– Егор, ты насчет Лерки не горячись, подумай хорошенько. В жизни всякое бывает.

– Вот именно, Паша, в жизни всякое бывает. Поэтому я хочу, чтобы рядом со мной был человек, который не предаст. Нина – такой человек. Я ей как себе верю.

– А то, что она тебя обманывает? – вскинулся Павел. – Операцию делала сама – обманула, что ассистирует.

– Не хотела меня волновать, – пожал плечами Егор.

– Притворялась простой медсестрой, а у папы – клиника…   

– Она же не виновата, что богатая, – возразил Егор. – А клиника – дело хорошее. Людей лечат.  

– Егор, нельзя жениться только из благодарности. Раньше ты на нее и не взглянул бы. 

– Дурак потому что был. Паша! Я изменился за это время. Прозрел, когда стал слепым. Многое понял. То, что раньше для меня было важным, теперь… Нина для меня… Не просто любимая женщина, любимый человек. У меня такое чувство, что я не просто встретил женщину, а нашел себя.

– Ты прямо поэтом стал, – усмехнулся Павел, но как-то добродушно.

– Паша, пойми…

– Да понял уже, – прервал его Павел. – Я ведь и сам… можно сказать, влюбился. Как она тогда, с твоим сотовым. А потом так спокойно говорит: «Все будет хорошо». И, знаешь, я поверил, что ты в надежных руках. В рейсе все вспоминал ее. Честно, не думал, что ты ее полюбишь. Ты же у нас – ценитель красоты. Природу тебе только красивую, жена, чтоб обязательно раскрасавица.

– Да, я люблю красоту. Душа у Нины красивая. Это – главное. Она меня будет ждать и примет любого, что бы ни случилось.

– На свадьбу-то позовешь?

– Сначала надо предложение сделать. Вот поправлюсь… – договорить ему не дали. Открылась дверь, и в палату вошел главврач, а за ним – целая свита в белых халатах.

– Здравствуйте, – сказал Добров. – Посещения с четырех. Больному нужен покой.

Павел встал и пообещал Егору:

– Вечером еще приду.

– Проходите, пожалуйста, – пригласил Добров свою многочисленную свиту.

– Ничего себе, покой, – покачал головой Павел.

Егор улыбнулся:

– Я тут типа звезда. Сейчас буду интервью давать.

– Смотри, не зазнайся, – сказал ему Павел и добавил в ответ на взгляд главврача:

– Все, все, ухожу.

У двери Павел оглянулся, посмотрел на Егора, возле которого уже толпились врачи, и жестом показал ему «Держись!».

 
Вечером Нина вошла в палату Егора и застала его, разглядывающего картину, на которой была изображена широкая полноводная река во всем ее великолепии.

– Красота, – сказал он.

Нина подошла к Егору, такая милая, нежная. Он обнял ее и невольно поморщился от боли в плече. Нина, тут же перевоплотившись во врача, деловито ощупала его руку и плечо:

– Больно? Здесь? А здесь?

– Ничего страшного. Пройдет, – сказал Егор, сожалея о ее перевоплощении.

– Из-за операции забросили руку. А ее надо разрабатывать. Желательно, в воде… – строго сказала Нина.

– Точно. Пора мне на реку.

– На реку пока рановато. Тебя еще надо понаблюдать. Могу предложить бассейн. В нашей клинике. Еще надо делать гимнастику.

– Слушаюсь. Стисну зубы и буду упорно работать.

– Ты – молодец, на все согласен, – улыбнулась Нина. – Необычный пациент. А мы всех уговариваем. Чтобы было веселей, делаем упражнения под музыку.

– Классная идея, – подхватил Егор. – Не будем откладывать.

Он включил музыку на своем телефоне, и палату заполнили неожиданно прекрасные звуки медленной танцевальной мелодии.

Егор обнял Нину. Она снова стала милой и нежной, танцуя с ним под чудесную музыку.

Их танцу помешали. Дверь палаты резко распахнулась, и в палату ворвалась бывшая лучшая подруга Юля – в каком-то просторном балахоне, скрывающем ее фигуру, и с возмущенным криком:

– Оставь Костю в покое! Как приехала, только и слышу: Нина то, Нина се, Нина так изменилась…

– Юля, познакомься, это Егор, мой хороший знакомый, – сухо прервала ее Нина.

– Здравствуйте, – сказал Егор, глядя на нежданную гостью с интересом.

На лице Юли отразились ее чувства: смущение от слегка насмешливого взгляда симпатичного молодого мужчины и откровенная зависть к Нине, у которой, как всегда, нет недостатка в ухажерах.

Нина решительно подошла к Юле:

– Пойдем, – и так же решительно вывела ее из палаты.

 
– Ты чего добиваешься сейчас своими криками? – напористо спросила Нина, когда они оказались в коридоре. – Хочешь поссорить меня с Егором? Тогда обещаю, что вцеплюсь в Костю мертвой хваткой и уведу его от тебя. Поняла?

Юля смотрела на нее в изумлении – такой она Нину еще не видела. Юля машинально опустилась на диван для посетителей.

– Тебе плохо? – спросила Нина. – Извини, забыла, что тебя нельзя волновать. В твоем положении…

– В каком положении? – не поняла Юля.

Нина внимательно вглядывалась в фигуру бывшей подруги.

– Разве ты…? Ты же мне свадьбу расстроила, кричала, что ждешь ребенка.

– Я ошиблась, – пожала плечами Юля.

Нина потрясенно смотрела на нее, не находя подходящих слов, наконец, сказала:

– Юля, это просто… несерьезно. Как ошиблась?

– Ну, извини. Ты все равно себе нашла. С папочкиными деньгами это не проблема.

Нина села рядом с ней на диван, спросила огорченно:

– Юля, почему ты так? Ты же была моей лучшей подругой.

– «Подругой…», – горько усмехнулась Юля. – Да мне деваться некуда было, вот и околачивалась у тебя целыми днями. Дома отец пьет, мать орет, меня вечно шпыняют. Юлька, это вымой, то убери, за братом присмотри. А у тебя тихо, спокойно. Валентина готовит вкусно, никто не гонит. Ты только дура! С такими денежками можно было так веселиться! Я бы на твоем месте из клубов не вылезала бы! А ты все: книжки, учеба. Медицина, черт бы ее побрал! Я – красивей в сто раз, а все парни возле тебя вертятся, еще бы, богатая невеста! Ненавижу!

В коридоре показался высокий крепкий мужчина в форме речника и с большим букетом. Увидев Павла, Нина встала.

– Вы опять нарушаете, – сказала она.

– Что я нарушил? – поинтересовался Павел.

– В хирургию нельзя с цветами.

Павел церемонно преподнес букет Нине и проникновенно произнес:

– Талантливому хирургу и потрясающей женщине!

Юля, побледнев от зависти, встала с дивана и отошла к окну, отвернулась, чтобы никого не видеть.

Нина взяла цветы.

– Это от Егора? – уточнила она. Егору нельзя никуда выходить, и он попросил друга…

– Нет, от меня лично, – пояснил Павел. – Егор вам сам подарит.

– С каких пор я стала для вас потрясающей женщиной? – спросила она недоверчиво.

– Нина, простите меня, за все. Я очень виноват перед вами. Забудьте все, что я говорил. Вы – прекрасная…

Это услышал Костя, вышедший в коридор из соседней палаты.

– Еще один охотник за приданым, – произнес Костя негромко, но с расчетом, чтобы его услышали.

Его услышали – вспыльчивый Павел подскочил к нему и схватил его за грудки:

– Че ты сказал?

Попытка Кости вырваться из крепких рук Павла оказалась безуспешной.

– Костя, не надо судить по себе, – сказала Нина. – Павел, отпустите, пожалуйста, Константина. Он один из лучших хирургов клиники.

Из палаты вышел Егор, услышавший голос друга.

– Паша, прекрати, – сказал Егор, увидев, что его друг трясет звезду нейрохирургии.

– Да ты знаешь, че он сказал? – возмущался Павел.

Костя, безуспешно пытаясь высвободиться, обернулся:

– Нина, послушай, я, может, единственный, кто тебя по-настоящему любит! То, что было тогда – просто недоразумение. Эта истеричка все выдумала, а я растерялся.

Услышав про истеричку, Юля, которую Костя не заметил, подбежала к нему и тоже вцепилась в него с криком:

– Это я – истеричка? Ах, ты…

Константин, вынужденный обороняться еще и от Юли, крикнул ей в отчаянии:

– Да, ты! Ты мне всю жизнь испортила!

Егор кивнул на Костю, спокойно поинтересовался у Нины:

– Твой бывший? Вроде живой?

Она застыла, сжимая в руках шикарный букет. Вот все и раскрылось!

– По-моему, они сейчас это исправят, – безучастно сказала Нина.

27. Еще посетительница

В коридоре появилась девушка потрясающей красоты, которая смотрелась в больничном коридоре чужеродным элементом. Ее место было на красной ковровой дорожке в лучах софитов, среди восторженных аплодисментов. Неулыбчивая Юля тоже была красива, но Юлина красота была понятная, земная, а эта девушка с сияющими глазами и лучезарной улыбкой казалась существом из другого мира, в котором царит вечная гармония.

Впечатление инопланетного происхождения красавицы усиливало то, что в одной руке она несла огромный торт, а в другой – большую спортивную сумку, сверху которой лежали букеты цветов. С этой тяжелой ношей девушка двигалась удивительно легко, словно плыла по воздуху.

Нина как-то сразу поняла, кто это, и также поняла, что у нее нет никаких шансов в сравнении с этой потрясающей красотой и невероятной грузоподъемностью. Увидев девушку, Павел сильно удивился и оставил в покое одного из лучших хирургов клиники. Юля, почувствовав, что она в своем приступе гнева явно проигрывает этой лучезарной красавице, тоже отпустила Костю, неприязненно глядя на девушку. И Егор, конечно, на нее смотрел.

Довольная всеобщим вниманием, девушка направилась к Нине.

– Лера? Ты зачем здесь? – спросил Павел.

– Я – твоя сестра, если ты не забыл, – ответила мимоходом Лера, не глядя на брата и не переставая лучезарно улыбаться. – Я что, не могу навестить Егора?

Так же мимоходом Лера поставила на диван сумку и торт, быстро и ловко достала коробку конфет и взяла один из лежавших сверху букетов – точнее, все это как-то само собой оказалось в ее руках.

– Как тебя с этим всем пропустили? – удивлялся Павел.

– Разве меня можно не пустить? – сказала Лера, прекрасно осознавая свою неотразимость, и подошла к Нине:

– Здравствуйте! Вы – Нина Владимировна?

Нина кивнула, хотя вопрос Леры прозвучал скорее риторически.

Лера красивым жестом преподнесла Нине цветы и конфеты.

– Спасибо вам огромное! Вы – просто замечательный хирург! – с воодушевлением воскликнула Лера.

– Спасибо, – слегка растерянно ответила Нина.

Лера шагнула к своей сумке и достала еще букет и коробку конфет. С этими дарами она подошла к растрепанному после потасовки Косте.

– Если не ошибаюсь, вы – Константин Борисович. Тоже оперировали Егора, – торжественно произнесла Лера, не обращая внимания на не слишком торжественный вид хирурга. – Это вам.

– Благодарю. Очень, очень приятно, – сказал Костя.

Лера подошла к Егору и поцеловала его в щеку:

– Егор, милый, как я рада, что у тебя все хорошо! Я тебе варенье привезла. Из черноплодной рябины, – Лера взяла торт и сумку и обратилась к Нине:

– Ведь ему можно варенье?

Нина машинально кивнула.

– Проходи, вот моя палата. Тоже рад тебя видеть, – спокойно сказал Егор своей бывшей невесте.

Все так же лучезарно улыбаясь, Лера вошла в палату.

Нина быстро пошла по коридору – с букетами цветов, с коробкой конфет, с дрожащими губами и со слезами на глазах.

28. Непредсказуемый жизненный путь

В своем кабинете она положила цветы и конфеты, села за стол – и расплакалась. Плакала горько, всхлипывая, столько было причин для слез.

Послышался стук в дверь. Не дождавшись ее разрешения, Егор вошел и сразу же начал говорить:

– Нина, Лера просила…

Увидев всхлипывающую Нину, Егор присел перед ней, взял ее руки в свои – большие, крепкие.

– Ниночка, что ты? Ты из-за Леры? Ну, прости. Не могу же я ее с лестницы спустить. Сестра друга. В такую даль приехала, столько всего привезла. Понимаешь, она такая. Праздники очень любит, а будни не выносит. Совсем. Тем более, больницы, страдания. Ей надо, чтоб все сверкало, искрилось, было шумно, весело…

– Я не нарочно… – продолжая всхлипывать, попыталась объяснить Нина. – Марья Петровна не так поняла… Я хотела тебе рассказать, но ты сначала не слушал… Тебе не до этого было… Потом я думала только об операции…

– Ты про что?

– Я не хотела обманывать, что Костя умер, – наконец, внятно произнесла она.

Егор обнял ее, сказал успокаивающе:

– Нашла из-за чего плакать. Ну его. Не умер, и слава Богу. А то кто бы тебе ассистировал? Ну, все, хватит. Ты же сильная, смелая. Талантливый хирург! Такую операцию провернула.

– Я – самая обыкновенная слабая женщина. Да, знаю, всем нужны сильные. А я, может, хочу быть слабой.

– Пожалуйста, я не возражаю, – согласился Егор. – Только не плачь.

– А Лера… – снова всхлипнула она. – Разве ты не понимаешь, что она все это нарочно затеяла. Хочет тебя вернуть.

Егор вытер ей слезы.

– Давай будем считать, что она просто любит праздники, – предложил он. – Сейчас устраивает чаепитие для всего персонала. Такой торт огромный притащила и еще всякой всячины.

Раздался стук в дверь.

– Вот. Это, наверное, тебя зовут чай пить.

В кабинет заглянула санитарка:

– Нина! Рыженькая эта, из пятой палаты! Ты, что ли, разрешила ей вставать?

– Нет, конечно, – поспешно возразила Нина.

– А чего она по коридору шастает? Говорит, ты разрешила.

– Нет, нет. Сейчас иду! – Нина встала, направилась к двери.

– А ты говоришь «чай», – сказала она Егору. – Вот такая у меня работа.

– По-крайней мере, моей жене будет чем заняться, пока я в рейсе.

– Что? – обернулась она.

Егор быстро подошел к ней:

– Хотел сказать тебе потом, когда приду в норму.

– Мне надо идти, – сказала Нина, не трогаясь с места.

– Будешь моей женой?

Она кивнула, обняла его, прижалась и повторила:

– Мне надо идти.

Егор поцеловал ее и предложил:

– Пойдем вместе.

Они оба понимали, что речь идет не только о том, чтобы выйти в коридор, а идти вместе по жизненному пути, такому сложному и непредсказуемому.