Первое задание Энни Робертс

Женщина-полицейский Энни Робертс шла на свое первое серьезное задание. Собственно говоря, это было ее самое первое задание, поэтому она сильно волновалась и, если честно, откровенно трусила: Энни никогда не чувствовала призвания к работе полицейского – в полицию она пошла от безысходности и отчаяния.

Энни, юная робкая провинциалочка, краснеющая по любому поводу, провела свое детство в небольшом тихом городке. Она жила со своей тетей, к которой была искренне привязана, и наивно думала, что и любимая тетушка питает к ней такое же глубокое и нежное чувство. Но когда Энни окончила школу, тетушка все чаще стала поговаривать, что в городке Энни вряд ли сможет найти работу или выйти замуж и не поехать ли ей в какой-нибудь большой город. Мысль о переезде в неизвестность пугала Энни, но тетушка становилась все ворчливее, а супы, которыми она кормила племянницу, день ото дня делались все бледнее и прозрачнее. И, наконец, Энни собрала чемодан и села в поезд.

В большом городе ей сразу повезло: Энни удалось недорого снять крохотную и довольно милую квартирку, но на этом ее везение кончилось: она никак не могла найти себе работу. С утра до поздней ночи обходила она все учреждения, магазины, больницы – все было безуспешно. Ей отказывали сразу, едва взглянув на нее: растерянную, неловкую, красную от смущения. Однажды вконец отчаявшаяся Энни услышала обрывок разговора:

– Да разве нормальный человек пойдет работать в полицию? Мизерное жалованье, а такой риск…

И Энни решилась на отчаянный поступок: пришла в ближайший полицейский участок и заявила, что хочет устроиться к ним. Видавшие виды полицейские онемели.

В глубине души Энни надеялась, что ей, может быть, поручат какую-нибудь секретарскую работу, потому что она вовсе не горела желанием лезть под пули. Но у полицейских были свои соображения. Один из них, не говоря ей ни слова, взялся за телефон.

– Капитан Хопкинс? Здесь пришла одна ненормальная… Я подумал, может, она подойдет вам… Да, для этого дела… Абсолютно неброская внешность…

Услышав замечание о своей внешности, Энни покраснела. Полицейские таращились на нее, как на диковинку.

 
Капитан Хопкинс оказался мужчиной средних лет, с воспаленными от бессонницы глазами и тихим, усталым голосом. Он долго и подробно расспрашивал Энни о ее детстве, учебе, ее жизни в этом городе. Энни показалось, что капитан остался доволен ее ответами, особенно, когда она сказала, что была в школе одной из самых способных учениц.

– Да, – удовлетворенно сказал капитан Хопкинс, – это – главное. Ничего, научим.

И для Энни начались нелегкие месяцы учебы. Ее обучение проводилось в строжайшей тайне – она общалась только с двумя опытными сотрудниками полиции, которые ее обучали. Ей запретили рассказывать кому бы то ни было, где она работает. Энни так и не пришлось надеть полицейскую форму. Из всего этого она сделала вывод, что ее готовят для серьезного дела.

За время обучения Энни научилась концентрировать силу удара, стрелять и пользоваться целой кучей хитрых штучек типа стреляющей авторучки, микрофотоаппарата и прочих гениальных изобретений. Кроме того, ее заставили выучить наизусть фотографии, фамилии и имена служащих одного акционерного общества.

Это акционерное общество доставляло полиции много неприятностей.

Полиция догадывалась, что там что-то нечисто, но доказать ничего не могла. Огромные суммы денег уплывали на сторону, а полиция только беспомощно разводила руками. Усиленное наблюдение, установленное за зданием акционерного общества, не дало никаких результатов. Днем в здании кипела обычная трудовая жизнь, а ночью все окна были плотно закрыты и зашторены, в здание никто не входил и не выходил. По-видимому, там царил полный покой, охраняемый двумя штатными сторожами.

Акционерное общество размещалось в четырехэтажном здании на одной из не самых шумных и широких улиц города. Днем здесь было довольно оживленное движение, но к вечеру все замирало, и каждый прохожий, идущий мимо здания, был на виду. Это и создавало дополнительные трудности для полицейских, которые в поисках компрометирующего материала и убедительных улик пытались проникнуть в здание акционерного общества.

Все попытки полицейских пробраться в здание среди бела дня, переодевшись малярами, электриками и прочими ремонтниками, пресекались сразу же, едва они в своих маскарадных костюмах появлялись на пороге. Служащие акционерного общества очень вежливо, но настойчиво выпроваживали нежданных маляров. Похоже было, что несколько служащих специально целый день дежурили в холле, чтобы ни один посторонний не проник на запретную территорию. Эти служащие – молодые набриолиненные люди – подхватывали клиентов и, ни на секунду не оставляя их в одиночестве, сопровождали до отделений на первом и втором этажах, предназначенных для работы с клиентами. На третий и четвертый этажи клиентов не допускали. И вот сюда-то и были устремлены все помыслы полицейских. Именно сюда пытались проникнуть они, облачившись в рабочие куртки маляров и сантехников.

Однажды, всеми правдами и неправдами, было получено разрешение от руководства акционерного общества на встречу с журналистами. Что и говорить, полицейские готовились к этой встрече! Двое полицейских в штатских костюмах, с фотоаппаратами и магнитофонами, под прикрытием двух настоящих представителей прессы дошли аж до третьего этажа, где и были остановлены очень вежливым замечанием одного из служащих рангом повыше, чем назойливые молодчики там, у входа:

– Руководители нашего акционерного общества предпочитают встречаться с опытными, а не с начинающими журналистами.

Один из настоящих журналистов попытался заверить, что все они – очень опытные, на что служащий с холодной и все еще вежливой улыбкой заметил:

– Вот как? Если я не ошибаюсь, эти двое до вчерашнего дня работали в полиции.

Полицию в здание не пускали. Как считали руководители акционерного общества, полиции здесь было совершенно нечего делать. Полицейские были другого мнения. Они полагали, что у них нашлось бы достаточно работы в этом здании. Но два нижних этажа, куда им было разрешено проходить, не представляли особого интереса. Что касается третьего и четвертого этажей, то здесь руководители пользовались своими правами честных граждан:

– Извините, но сюда нельзя. Коммерческая тайна.

Итак, двое полицейских, опознанные бдительным служащим, были вынуждены покинуть здание. Настоящие журналисты, с которыми заранее был проведен тщательный инструктаж, попытались было пристроить пару «жучков», но, что и говорить, эти попытки не увенчались успехом: служащие акционерного общества не спускали глаз с журналистов.

Проникнуть в здание акционерного общества ночью было намного сложнее, чем днем. Едва какой-либо переодетый полицейский появлялся на улице поблизости от заветного здания, как к нему тут же начинали цепляться молодые парни, внешне похожие на рядовых хулиганов.

– Ты че ходишь здесь? Это наша территория.

Рядом обязательно оказывались любопытные прохожие, открывались окна соседних зданий, из которых высовывались женские головы – визгливые голоса пытались утихомирить хулиганов, и полицейскому приходилось отказываться от попытки незамеченным проникнуть в здание. Полицейские, усиленно наблюдавшие за зданием, сделали неприятный для себя вывод: их противники знают в лицо всех служащих полиции – стоило переодетому полицейскому появиться возле здания, как к нему тут же цеплялись. Остальные прохожие могли свободно разгуливать по улице в любом направлении. Как-то раз полицейские аккуратно сцапали парня, который совершенно беспрепятственно прошелся по этой улице, и предложили ему – за хорошую плату – оказать полиции услугу. Парень согласился, и на следующий день ватага хулиганов уже орала ему, окружив его плотным кольцом:

– А ты кто такой?!

Похоже, противник был серьезным. Он не только знал всех сотрудников полиции в лицо, но и был в курсе их планов. Полицейские тоже не остались в долгу: был составлен подробнейший список всех служащих акционерного общества, тщательно изучались личные дела сотрудников, путем сложнейшего анализа, проведенного лучшими специалистами, была установлена степень подозреваемости для каждого служащего этой фирмы. Так, например, сотрудники, которые по долгу службы никогда не поднимались выше первого этажа, были отнесены в графу «Вне подозрения». Таких было меньшинство. Резвые молодчики у входа получили третью, низшую степень подозреваемости – явные «шестерки», рядовые исполнители. Более крупные боссы получили первые и вторые степени подозреваемости.

Эта систематизация сотрудников акционерного общества существенно помогла полицейским в работе, но они так и не продвинулись ни на шаг на пути к веским уликам. Доведенный до отчаяния, капитан Хопкинс дал добро на проникновение в компьютерную сеть этой фирмы. Виднейшие специалисты, знатоки своего дела, проникли в базу данных компьютерной сети акционерного общества, но не обнаружили там ничего интересного, кроме предупреждения, что информация, содержащаяся в компьютерах, является частной собственностью фирмы и не предназначена для считывания любопытными полицейскими. Расшифровки же счетов цифр, полученные специалистами, после тщательной проверки не принесли желаемых результатов: все цифры сходились, счета совпадали, зацепиться было не за что. За два года капитан Хопкинс постарел на десять лет и стал подумывать о выходе на пенсию.

В это время в полицейском участке появилась Энни. Отчаяние капитана Хопкинса встретилось с отчаянием юной провинциалки, и женщина-полицейский Робертс отправилась на свое первое задание.

Энни получила тщательнейший инструктаж – все было продумано до мелочей, начиная с ее одежды и кончая ее действиями, если все идет по плану и если возникнут отклонения от плана. Энни была причесана так же, как всегда: светлые длинные волосы гладко зачесаны и перехвачены ленточкой. Обычная прическа придавала ей чувство уверенности, потому что одеться так же, как всегда, ей не разрешили. Полицейские сами выбрали для нее одежду, по своему вкусу, разумеется: блузка строгого покроя, в кармане которой была пристроена стреляющая ручка, юбка из довольно красивого материала, но не бросающаяся в глаза. Главным достоинством этой юбки являлось огромное количество потайных карманов, в которых были искусно размещены всевозможные приспособления, необходимые полицейским для борьбы с вооруженными преступниками. На ногах у Энни были абсолютно бесшумные туфли. В ее задачу входило – не привлекая внимания, подойти к зданию, пройти во двор и спрятаться среди коробок с мусором. Это была первая часть плана, которую до нее еще никто не мог выполнить. 

С наступлением темноты Энни должна была проникнуть в здание через окно подвального помещения. Окно было открыто заблаговременно – этого потрясающего результата сотрудники полиции достигли, проявив немало выдумки и изобретательности. Затем Энни должна была совершенно бесшумно дойти до кабинета директора акционерного общества, который находился на четвертом этаже; использовав отмычку, войти в кабинет и сделать фотоснимки документации в сейфе. Вот и все. План был прост и дерзок. Путем долгих раздумий полицейские пришли к выводу, что вся интересующая их информация находится в сейфе в кабинете директора. Нужно было заполучить ее – любой ценой. Нельзя сказать, чтобы Энни была в восторге от этого плана – но выбора у нее не было. Ее задача облегчалась тем, что ей не нужно было взламывать сейф: сотрудники полиции снабдили ее сверхчувствительной микрофотоаппаратурой и специальной пленкой, которую нужно было лишь прикрепить к стенкам сейфа и спокойно через нее фотографировать – специалисты смогли бы изготовить прекрасные фотоснимки находящейся в сейфе документации. И микрофотоаппаратура, и специальная пленка – все находилось в бездонных карманах ее чудо-юбки.

Энни не была похожа на других женщин-полицейских: смелых, решительных, ловких, красивых и, главное, преданных своему делу. Раньше Энни простодушно считала себя симпатичной девушкой, но за время обучения в полиции она выяснила, что она неловкая, неуклюжая неумеха, к тому же непонятливая дура. Эти открытия в собственной личности, сделанные за последнее время, не прибавляли ей уверенности в себе. В каждом прохожем ей мерещились сотрудники акционерного общества. Как было бы замечательно, если бы и в самом деле ей встретился кто-нибудь из служащих этого заведения! Тогда, согласно данной ей инструкции, Энни не нужно было бы сворачивать во двор и прятаться среди мусорных коробок. Она просто дошла бы до конца улицы и вернулась домой. План был бы сорван, но не по ее вине. Но никто из сотрудников акционерного общества ей не встретился. Энни благополучно прошмыгнула во двор и спряталась в большой коробке, предусмотрительно поставленной здесь ее коллегами. Первая часть плана была выполнена. Теперь оставалось ждать наступления темноты. Операция по проникновению в здание должна была начаться ровно в 21.00.

Без трех девять Энни направилась к окну. Небольшое и очень пыльное окошечко не было предназначено для пролезания неуклюжих девчонок. Энни ободрала себе локти и колени, прежде чем оказалась внутри здания. Ей казалось, что она влезала в окно со страшным грохотом, и Энни со страхом ожидала появления охранника. Но в здании было тихо. К счастью, окошко, через которое она влезла, вело не в подвал, а прямо на лестницу. Дверь в подвал была рядом. Но подвал Энни не интересовал, и она отправилась наверх, стараясь как можно тише ступать своими бесшумными туфлями.

Энни благополучно добралась до четвертого этажа и лишь здесь остановилась, переводя дыхание. Сердце бешено колотилось – от быстрого подъема и сильного волнения. Энни подумала, не достать ли ей пистолет или фонарик – в коридоре было гораздо темнее, чем на лестнице – но передумала и пошла дальше с пустыми руками. Она сразу узнала кабинет директора: полицейские заставляли ее подолгу изучать план здания. Теперь предстояло подобрать отмычку. Энни машинально взялась за ручку двери и повернула ее. Дверь была не заперта! Это значительно облегчало задачу, но и вызывало смутные подозрения. Энни нерешительно приоткрыла дверь, и в это мгновение кто-то напал на нее сзади. Это было совершенно невероятно. Энни готова была поклясться, что в коридоре не было никого, и если она и опасалась нападения, то только из подозрительно открытого кабинета. Но на нее напали именно сзади, и все произошло так быстро, что Энни, разумеется, не успела воспользоваться ни одним из своих хитроумных приспособлений.

Яркий электрический свет заставил ее зажмурить глаза. Секунду спустя Энни обнаружила, что сидит в кабинете в одном из мягких, удобных кресел, на ногах и руках у нее прозаические наручники, а какой-то тип с самой заурядной физиономией вытаскивает содержимое ее карманов. На гладкой полированной поверхности массивного стола уже лежали стреляющая ручка, пистолет, микрофотоаппарат, жгут, выполненный по спецзаказу, микропередатчик и другие «штучки».

– Да, неплохо тебя упаковали! – констатировал тип, вынимая очередную хитроумную вещицу из потайного кармана ее юбки. Для того, чтобы достать что-то из этого кармана, достаточно было расстегнуть «молнию», сделанную в виде декоративной: под юбкой была еще одна юбка с множеством карманов. Просто удивительно, как этот тип так сразу добрался до этих потайных карманов ее необыкновенной юбки.

– Ну, это все снаружи, – заявил тип. – А там у тебя, наверное, тоже что-то припрятано? – и он показал на ее грудь.

«Что такое? – ужаснулась Энни. – Неужели он будет меня обыскивать?»

Эта мысль взволновала ее больше, чем то положение, в котором она оказалась. Энни представила, как этот тип дотронется до нее, расстегнет пуговицы на блузке, и почувствовала, что сильно краснеет и ничего не может с собой поделать. Не может взять себя в руки и отвечать спокойно и презрительно, как и подобает настоящему полицейскому, попавшему в сложную ситуацию.

Тип заглянул ей в глаза и сказал спокойно и мягко – Энни поразил его голос: не притворно ласковый, а искренне дружелюбный; казалось, он сочувствовал ей, оказавшейся в таком дурацком положении:

– Может, лучше ты сама расскажешь, где ты еще спрятала всякие опасные штучки?

«Что я должна ему рассказать? – в отчаянии подумала Энни. – Что одну из самых опасных штучек я по глупости засунула в бюстгальтер? Как же я это скажу?»

– Что с тобой? – тип внимательно посмотрел на нее.

Взволнованная Энни не сразу узнала его, и лишь теперь в памяти всплыла его фотография и подпись под ней: Джеймс Браун, мелкий служащий, работает в одном из отделов на первом этаже, вне подозрений.

«Как же – «вне подозрений», – подумала Энни. – Все они тут хороши. И он тоже какая-нибудь «шестерка».

Мистер Браун выглядел сейчас несколько иначе, чем на фотографии, где он, облаченный в строгий деловой костюм, казался совершенно безликим. Сейчас он был одет очень просто, как-то по-домашнему: обыкновенные рубашка и брюки – и у него был такой вид, словно он вышел вечерком на крылечко своего дома посидеть немножко, свежим воздухом подышать. И разговаривал он очень спокойно и дружелюбно.

«Знакомые, наверное, зовут его просто «Джимми», – подумала Энни.

Она почему-то почувствовала себя свободнее, узнав его, словно это давало ей какие-то преимущества. Так как она все еще продолжала смущенно молчать, Джимми предложил:

– Давай-ка я тебе сделаю кофе. Отличный кофе, со сливками.

Энни обожала кофе со сливками, который могла позволить себе лишь изредка, и она поняла, что если выпьет хоть глоток этого божественного напитка, то раскиснет окончательно. Поэтому она с мрачной решимостью выпалила:

– Лучше рому!      

– Рому? – Джимми был искренне удивлен. – Ну и вкусы у тебя, малышка!

Ром он ей все-таки налил (в кабинете был довольно широкий выбор напитков) и поднес стакан к ее губам. Она глотнула – и обожглась, в глазах потемнело, и Энни, неожиданно даже для себя, изо всех сил пнула ногами своего противника, вскочила и, как ее учили, сконцентрировав всю тяжесть своего тела в ударе, обрушилась на этого типа. Железные наручники удвоили силу удара. Тип потерял равновесие, Энни рухнула сверху и ударила еще раз, стараясь попасть ему по голове твердыми выступами наручников. Тип на какое-то время потерял сознание. За это время Энни успела многое: она схватила лежащий на столе среди прочих штучек металлический штырек с острыми краями, прикрутила его к крышке стола и нажала кнопку – штырек с тихим повизгиванием начал быстро вращаться, и через минуту Энни, перепилив наручники, получила полную свободу действий. Тип начал приходить в себя, поэтому она решила прежде всего его обезвредить. Энни взяла со стола специальный жгут, сверхпрочный и нескользкий, и крепким узлом умело перехватила руки типа, зафиксировав их за спиной. Потом вытащила у него из кармана ключи от наручников и окончательно освободилась от своих оков.

«А сейчас я буду выглядеть как в кино», – подумала Энни, взяла пистолет и микропередатчик и, отойдя на некоторое расстояние от парня, который, постанывая и морщась от боли, пытался встать на колени, направила на него пистолет:

– Не двигаться!       

– Ром как-то странно действует на тебя, малышка, – довольно дружелюбно произнес он, не обращая внимания на ее предостережение и продолжая подниматься.

У Энни, конечно, не было времени тщательно анализировать его поведение, но все же она отметила про себя, что даже в таком состоянии он не утратил чувства юмора и доброжелательности.

Энни включила передатчик:

– Внимание, внимание!

Тип уже стоял на коленях.

– Не делай этого! – он произнес эти слова так твердо и убежденно, что Энни сообщила в передатчик:    

– Ложная тревога! Отбой! – и надменно спросила у парня, стоящего перед ней на коленях:

– В чем дело?

– Дура! – от всей души сказал Джимми и попытался объяснить ей как можно короче:

– Твои приятели тебя все равно не слышат. Здесь такие специальные волны в здании, поняла? Зато там, внизу, двое очень серьезных ребят прекрасно слышали твое «внимание» и сейчас бегут сюда выяснять, в чем дело.

Энни бросилась к двери, приоткрыла ее и прислушалась: действительно, явственно слышались чьи-то быстрые шаги, правда, довольно далеко.

«А может, он врет? Может, это полиция? Но я же сказала «Отбой»…

Энни закрыла дверь на замок.

– Не делай глупостей, – посоветовал ей Джимми. – Они разнесут эту дверь ко всем чертям за несколько секунд. Лучше соображай быстрее: если они увидят меня связанного и тебя с пистолетом, то вряд ли станут с тобой церемониться. Так что лучше развяжи меня.

– Ты просто боишься, что твои дружки увидят тебя в таком виде перед девчонкой, – возразила Энни.

– Дура! – еще раз убежденно сказал Джимми. – Подумай о себе!

Энни подумала. Он был прав: с двумя серьезными ребятами ей не справиться, даже если учесть, что придет помощь. Прежде чем полицейские придут в здание, серьезные ребята сделают из нее решето, а потом скажут, что поймали взломщицу.

– Да, да, влезла в окно и попыталась взломать сейф. Оказала вооруженное сопротивление.

И вряд ли капитан Хопкинс сознается, что сам послал ее на задание.

– Почему собственно? Какие у вас есть доказательства виновности сотрудников акционерного общества?

И какое ей, Энни, будет до всего этого дело, если она будет валяться тут в дохлом виде. Можно, конечно, попытаться бороться до конца, приставить пистолет к виску этого парня, забаррикадировать дверь и крикнуть тем ребятам, чтобы они не ломились сюда, иначе она пристрелит их сообщника. А что потом? Потом можно разбить окно и звать на помощь, сбегутся полицейские, и начнется разбираловка. Влезла в окно, устроила скандал. А они – эти чертовы сотрудники – от всего отопрутся. Поймали взломщицу, сотрудники акционерного общества несут по ночам усиленную охрану в лице младших служащих и успешно ловят хулиганов. Все эти мысли вихрем пронеслись в ее голове. Понимая, что, быть может, она совершает страшную ошибку, Энни приняла решение. Мысленно ругая себя и, действительно, чувствуя себя настоящей дурой, она бросила пистолет и передатчик на стол, одним рывком развязала жгут, села в кресло и позволила надеть на себя наручники. Джимми, растирая затекшие руки и пошатываясь, подошел к двери и открыл замок. Потом, потирая ушибленную голову и слегка морщась, сел на стол, поставив одну ногу на край кресла, в котором сидела Энни, вытащил сигарету и все еще непослушными пальцами попытался ее прикурить. Дверь распахнулась. Стоящих на пороге парней Энни не видела, она только услышала, как чей-то мужской голос спросил:

– Все в порядке, шеф?   

Джимми заметил, что в ее глазах вспыхнул огонек интереса, но Энни тут же их опустила.

– Идите, – сердито ответил он. – Сам разберусь.

Парни исчезли.

– Теперь можно закрыть дверь, – сообщил Джимми, слезая со стола.

Он закрыл дверь на замок, потом снял с Энни наручники.

– Все-таки я приготовлю кофе.

Джимми возился с кофейником за ее спиной, но она даже не обернулась. «А ведь он может что-нибудь подсыпать в кофе», – равнодушно подумала Энни.

После того, как этот тип, которого почему-то называли «шефом», снял с нее наручники, нервное напряжение, в котором она находилась, стало спадать, и ей все стало как-то безразлично. Тут еще он подсунул ей чашку с кофе. Энни отпила глоток и запоздало подумала, что и раньше-то на нее кофе действовал почему-то успокаивающе, а сейчас, после такого стресса… Энни почувствовала, что у нее закрываются глаза. Или он все-таки что-то туда подмешал? Не надо было пить… Но поздно. Чашка пуста. Увидев удивленное лицо этого типа, Энни злорадно подумала про себя:

«Ага, все-таки я нарушила твои планы!» – и начала проваливаться в темноту. Глубоко провалиться он ей не позволил. Энни почувствовала резкий неприятный запах – Джимми махал перед ее носом рукой, смоченной в роме, – и пришла в себя.

– Как ты работаешь в полиции? – искренне удивился он. – Спишь на ходу.

Хорошо хоть не сказал: падаешь в обморок. Первое, что увидела Энни, вновь обретя способность различать предметы, – его добрые глаза. Она уже очень давно не видела такого искренне дружелюбного взгляда, обращенного к ней, и поэтому просто и честно рассказала, как она попала на работу в полицию. Джимми слушал ее внимательно, не перебивая, а потом начал задавать вопросы. Все вопросы касались ее задания: что она делала в здании, как прошла сюда, с какой целью, и все в таком же духе. И Энни, начав рассказывать, уже не могла остановиться. Да и глупо было останавливаться на полпути. Энни прекрасно понимала, что не должна этого делать, внутренне ужасалась себе, но продолжала говорить. Ее ведь не пытали, не запугивали, зачем она все рассказывает?

«Я провалила операцию», – четко осознала Энни, объясняя принцип работы сверхчувствительного микрофотоаппарата. О своей дальнейшей судьбе Энни старалась не думать.

– Теперь слушай меня внимательно, – жестко сказал тип, на глазах превращаясь из простого и милого «Джимми», нет, не в безликого «мистера Брауна» и даже не в подозрительного «типа», каким он сначала казался Энни, а сразу в холодного и расчетливого «шефа». Увидев его таким, Энни поняла, почему эти «серьезные ребята» называли его именно так.

«Так я и думала, – пронеслось в ее мозгу, – все рассказала, а потом…»

– Энни, я думаю, ты и сама понимаешь, что в полиции тебе делать нечего. Эта работа – не для тебя.

Услышав, что он назвал ее по имени, Энни испугалась по-настоящему. Леденящий ужас охватил ее, и она уже не в силах была ни пошевельнуться, ни ответить что-нибудь. В душе она целиком и полностью была согласна с этим типом, что она не создана для работы в полиции.

«Надо было быть полной идиоткой, чтобы пойти в полицию с такими слабостями, как кофе со сливками, – почему-то она зациклилась именно на кофе. – Не надо было пить этот чертов кофе или лучше было бы попросить крепкий, без сливок и сахара, была бы тогда злая и не растрепала бы столько».

Но Энни понимала, что дело вовсе не в кофе, а в выражении глаз этого негодяя. Что он – отпетый негодяй, она уже не сомневалась. Ну-ка, посмотрим, что он ей предложит.

– Сейчас ты пойдешь в полицию и скажешь, что здесь, в здании, тебя поймал охранник, ты рассказала ему грустную историю, что тебе негде ночевать, и он тебя просто выгнал. А потом объяснишь, что не можешь работать в полиции, и уволишься. Работу я тебе найду.   

Энни молча слушала и только кивала.

«Интересно, где они меня убьют, – отрешенно думала она. – Здесь или в коридоре?»

Хотя это, конечно, не имело никакого значения. Уже ничего не имело значения.

Он помог сложить все ее полицейские принадлежности в потайные карманы. Энни все делала машинально, понимая, что сейчас она уже ничего не может изменить. Он вышел с ней в коридор и негромко позвал кого-то по имени. Рослый парень появился прямо из воздуха, как ей показалось, и внимательно выслушал, что сказал его шеф. Парень выглядел слегка удивленным, но указания шефа выполнил точно: довел Энни до входной двери – всю дорогу она ждала выстрела в затылок или еще какого-нибудь малоприятного сюрприза – и здесь позвал охранника. И уже охранник собственноручно выставил ее за дверь, сопровождая свои действия возмущенным возгласом:

– Дома надо сидеть с мамой и папой, а не шляться где попало!

Он явно работал на публику, высунувшись из входной двери и крича ей вслед нецензурную брань. Все это, несомненно, было зафиксировано и запротоколировано ее коллегами из полиции.

Энни медленно пошла по пустынной улице, слишком уставшая, чтобы о чем-то думать и что-то анализировать. Вскоре ее подобрала полицейская машина, битком набитая сотрудниками полиции, но ее повезли не домой, как она надеялась, а в полицейский участок, где ее дорогие и уважаемые коллеги устроили ей самый настоящий допрос.

Энни не ожидала такого напора со стороны своих коллег и сначала растерялась. Но здесь она не увидела добрых глаз и дружелюбных улыбок, поэтому быстро настроилась на деловой тон и постаралась не делать промахов. А это было очень сложно: все так внимательно следили за каждым ее жестом и словом.

Энни вполне убедительно рассказала захватывающую историю о том, как она влезла в здание, но шуму было больше, чем нужно, она неудачно упала – в этом месте ее рассказа полицейские, ухмыляясь, переглянулись.

«Как будто сами никогда не падали», – разозлившись, подумала Энни.

– Охранник услышал шум, – продолжала она свой рассказ, – и стал обходить здание. Я попыталась спрятаться, но он все равно меня нашел.

Полицейские внимательно выслушали Энни, и один из них спросил:

– А о чем они говорили между собой?

Энни сначала потеряла дар речи. Потом сообразила, что Чарли просто ловит ее. Это было, конечно, очень благородно с его стороны.

– Кто? – удивленно спросила она. – Я видела только одного охранника.

Это была почти правда. Второго охранника она действительно не видела. Чарли криво усмехнулся и буркнул, что просто пошутил. Энни сделала для себя вывод, что ей нужно быть начеку. Она собрала всю свою волю и, как оказалось, очень кстати.

Капитан Хопкинс подошел к ней и, вежливо извиняясь, пинцетом вытащил из ее уха какую-то блестящую бусинку.

– А сейчас, минут через пять, когда специалисты извлекут пленку, мы услышим, как все было на самом деле, – пояснил он, унося свою находку.   

Энни побледнела, но вдруг заметила, что оставшиеся полицейские уж очень внимательно следят за ее реакцией.

– Здорово, – улыбнулась она. – Я и не заметила, когда ее засунули.

Джимми ее не обманул. В здании, где размещалось акционерное общество, действительно было какое-то излучение, которое не позволило записать их разговор. Полицейские смогли услышать только те фразы охранника, которые он выкрикивал на улице. Хорошо записались уличные шумы и рассказ Энни о встрече с охранником. Полицейские ломали головы над новой загадкой, а Энни думала, как они были бы озадачены, узнав, что в здании, за которым со всех сторон велось наблюдение, кроме предполагаемых двух штатных охранников оказалось еще по меньшей мере три человека.

Наконец Энни оставили в покое, и она поняла, что настало время для признания.

– Капитан Хопкинс, – нерешительно промямлила Энни. – Сегодня я поняла, что не могу работать в полиции. Я…

Энни не закончила фразу о желании уволиться, натолкнувшись на яростный взгляд капитана. Она поняла, что сейчас он выскажет все, что думает о неблагодарных девчонках, подобранных буквально на улице. Хопкинс действительно высказал ей все, что накопилось у него в душе за последнее время, когда он связался с этим гиблым делом. В выражениях он не стеснялся, и у Энни уши начали полыхать огнем. Он припомнил все: и драгоценное время опытнейших полицейских, потраченное на ее обучение, и жалованье, которое она получала все это время, и, конечно, не обошел молчанием операцию, загубленную по ее вине.

Энни оглядела остальных полицейских, находившихся в кабинете, но не встретила ни одного сочувствующего взгляда. Все смотрели на нее сурово и презрительно.

Энни не ожидала такой реакции со стороны своих коллег и только теперь поняла, какое страшное предательство она совершила. Ее бросило в дрожь при мысли о том, что с нею будет, если полицейские когда-нибудь узнают всю правду.

«Они просто разорвут меня на кусочки», – обреченно, с горьким юмором, подумала Энни.

Когда капитан Хопкинс остановился, чтобы перевести дыхание, Чарли успел вставить фразу, полную ехидства, о том, что, пожалуй, не стоит удерживать в полиции эту бестолковую девчонку, если она сама этого не хочет.

– Да, – с пафосом воскликнул капитан Хопкинс, резко изменив интонацию и смысл своих высказываний, – служба в полиции – это почет, а не наказание. Таким, как Энни Робертс, нет места в наших рядах. В полиции служат только самые достойные люди, не пасующие перед трудностями.

Полицейские, казалось, выросли в собственных глазах. Все выпрямились, расправили плечи. На Энни уже никто не обращал внимания. Никто не спросил, как же она будет жить дальше.

Два дня Энни не выходила из дома. Она выполнила требование этого типа, Брауна, уволилась из полиции, и теперь думала, что же ей делать дальше, если ничего не произойдет. Кажется, он обещал найти ей работу. Но Энни прекрасно знала, как сложно найти для нее работу в этом огромном городе, где, казалось, все рабочие места для порядочных девушек были заняты давно и навсегда. Энни уже стала подумывать о том, не продать ли ей свой плащ – довольно новый и вполне приличный, когда раздался стук в дверь.

– Мисс Робертс? – спросил ее мальчишка-посыльный и, когда она кивнула, вручил ей небольшую открытку. Если верить этой открытке, владелица модного шляпного салона «Для вас, милые дамы!», мисс Томпсон, желала встретиться с ней, Энни Робертс, сегодня, в 10 часов. По адресу, указанному в открытке, Энни определила, что салон находится в центре города, на одной из самых широких и красивых улиц, куда Энни и соваться не смела, когда искала себе работу.

Мисс Томпсон была женщиной неопределенного возраста, с приятной полнотой, решительными глазами и безукоризненными манерами. Безукоризненные манеры предназначались только для клиентов: со своими подчиненными мисс Томпсон разговаривала более непринужденно, и было заметно, что она не является особой аристократического происхождения.

Вчера миссис Вильямс, одна из постоянных клиенток салона, богатая и знатная дама, впрочем, с довольно непривлекательной внешностью, уговорила мисс Томпсон принять на работу ее племянницу Энни. Отказать миссис Вильямс было невозможно, тем более что в качестве подкрепления своей просьбы она вручила деньги – жалованье для своей племянницы за полгода.

– Для нас главное – не деньги, – мило улыбаясь, пояснила миссис Вильямс. – Главное, чтобы девочка была пристроена на хорошее место.

«Представляю себе эту девочку», – мисс Томпсон отвечала с такой же милой улыбкой, что, да, конечно, все будет как нельзя лучше, но особого восторга от этой сделки не испытывала. Мисс Томпсон предпочитала лично отбирать девушек для работы в своем салоне. Он для нее слишком много значил, этот салон, чтобы она могла оставить хоть что-то вне своего контроля, и перспектива заполучить «кота в мешке» ее вовсе не радовала. «Наверное, эта девчонка как две капли воды похожа на свою тетушку, – раздраженно думала мисс Томпсон, подписывая изящную открытку с приглашением, – тогда она распугает всех моих клиентов».

В назначенное время Энни переступила порог шляпного салона, который поразил ее своим великолепием. Энни робко спросила, где она может найти мисс Томпсон.

– Это я, – с чувством собственного достоинства произнесла миловидная дама, с интересом разглядывая Энни.

Девушка совсем растерялась и молча протянула ей открытку.

– Вы – мисс Робертс? – с некоторым недоверием переспросила владелица салона и, так как в салоне в этот момент не было покупателей, оставила свой светский тон. – Идем со мной, детка.

Мисс Томпсон провела ее в свой крохотный кабинетик, где обрушила на Энни целый поток информации.

– Я думаю, ты понимаешь, что получить работу в таком салоне... – мисс Томпсон сделала выразительную паузу.            

Энни молча кивнула.

– Значит так, первые дни будешь просто помогать девочкам. Присматривайся, как они работают. Если у тебя будет неплохо получаться, начнешь работать самостоятельно. – И без перехода:

– Жалованье будешь получать с завтрашнего дня.

Услышав о размере жалованья, Энни была откровенно потрясена. Она не ожидала получать столько, да еще до начала самостоятельной работы.

– Я очень благодарна вам... – неловко начала Энни.

– Поблагодари лучше миссис Вильямс, – грубовато прервала ее мисс Томпсон.

Энни ничем не выдала, что впервые слышит о существовании миссис Вильямс.

«А ничего девочка, во всяком случае, намного симпатичнее своей тетки, – решила мисс Томпсон, – пожалуй, я могла бы ее взять и сама, без рекомендации». Действительно, по сравнению с миссис Вильямс, Энни могла показаться писаной красавицей.

Впрочем, мисс Томпсон немного лукавила сама с собой, вряд ли она приняла бы на работу застенчивую девочку с «неброской внешностью», если бы та просто пришла бы к ней, что называется «с улицы».

 
Новая работа очень нравилась Энни. Шляпный салон «Для вас, милые дамы!» был не очень большим: в нем работали всего четыре продавщицы, но считался очень престижным. Состоятельные модницы съезжались со всего города, чтобы приобрести здесь шляпку, сделанную с большим вкусом и только входящую в моду. Мисс Томпсон внимательно следила за веяниями моды и всегда повторяла своим покупательницам, что главное – не слепо следовать моде, а чуть-чуть опережать ее.

– Если вы приобретете эту шляпку, мэм, – заметьте, она только входит в моду – то станете законодательницей мод.

Мисс Томпсон верили, к ее советам прислушивались. У нее действительно был хороший вкус. Шляпный салон процветал. Мисс Томпсон придирчиво следила за работой своих красивых и вышколенных – лично ею! – продавщиц и не уставала объяснять и показывать на личном примере, как надо работать с клиентками, чтобы они приходили еще и еще. Продавщицы должны были разбираться в шляпках, хорошо знать свой товар, быть в курсе того, что шьется в мастерской (она находилась в этом же здании), но еще лучше они должны были разбираться в психологии покупателей. А это было непросто. Не так уж много было среди покупательниц светских дам, получивших хорошее воспитание и обладающих безукоризненным вкусом, которые спокойно отнеслись бы к тактичным и дельным советам продавщиц. Чаще всего клиентки были очень богаты, некрасивы и страшно самоуверенны и, упаси бог, сказать такой покупательнице, что эта зеленая шляпка ей вовсе не к лицу. Нет, если ей понравилась эта шляпка, она непременно купит именно ее – что из того, что весь город будет над ней смеяться. Но и в таких сложных случаях мисс Томпсон никогда не падала духом.

– Не стоит спорить с такой дамой, – говорила она. – Если она уверена, что выглядит, как принцесса, то никто не сможет ее разубедить. Она даже не заметит, что все показывают на нее пальцем.

Энни внимательно присматривалась к работе продавщиц, прислушивалась ко всем советам и замечаниям мисс Томпсон, и вскоре владелица салона доверила ей самостоятельно обслуживать покупательниц. Энни  вполне успешно справлялась с этим нелегким делом. Ей нравилось обсуждать с покупательницами фасоны шляпок, нравились сами шляпки, нравились приветливые продавщицы и сама мисс Томпсон.

Энни мысленно благодарила человека, устроившего ее сюда. Конечно, она имела в виду не миссис Вильямс – Энни все-таки увидела ее в салоне, когда та покупала неимоверно дорогую шляпку, которая шла ей, как корове седло. Конечно, не эта незнакомая миссис Вильямс помогла ей, а тот тип из акционерного общества. Чем больше Энни думала о нем, тем значительнее и могущественнее казался он ей. Энни уже начала забывать, как он выглядит на самом деле: ее воображение рисовало ей супергероя – высокого, плечистого, мускулистого, с холодной усмешкой и пронзительным взглядом. И все-таки, когда он появился в салоне, Энни его сразу узнала. Джимми подошел к ней:

– Простите, мисс, я хотел бы купить шляпку для моей жены.

Он произнес это так естественно и убедительно, что Энни тут же поверила в существование его жены – миссис Браун, которой этот недотепа хочет сделать подарок ко дню рождения, но мало что понимает во всех этих женских премудростях и поэтому обращается за советом к продавщице. Джимми выглядел очень просто, даже, пожалуй, слишком просто для такого шикарного салона – Энни тут же отметила резкий контраст между образом, который рисовало ей воображение, и реальным Джимми Брауном. Другие продавщицы даже не повернули головы в его сторону, хотя мужчины не так часто заходили в их салон. У Джимми был вид типичного семьянина, озабоченного лишь своими проблемами, и девушек он не заинтересовал.

– Я с удовольствием помогу вам, – вежливо сказала ему Энни, – но мне нужно знать, как выглядит ваша жена.

– Она похожа на вас.

«Почему бы его жене не быть похожей на меня? Я всегда на кого-то похожа».

Тем более, он говорил это таким скучным и естественным тоном. Энни все же немного замешкалась. Какую шляпку ему предложить? Он помог ей:

– Я думаю, у вас хороший вкус. Какую шляпку вы купили бы себе?

Энни знала, какую шляпку она купила бы себе, но она не была уверена, что миссис Браун одобрит ее выбор. Тем не менее, она принесла ее – легкую светлую соломенную шляпку, предназначенную для прогулок в летний солнечный день. Эта шляпка замечательно гармонировала бы с легким белым платьем. У Энни было такое платье, а есть ли оно у миссис Браун? Шляпка была выполнена очень искусно – необыкновенное плетение, а по бокам – мелкие искусственные цветочки, которые казались живыми. Энни давно любовалась на эту шляпку. Ей казалось, что она могла бы сочинить целую поэму, уговаривая клиента купить именно ее.

Джимми не стал разглядывать шляпку и восторгаться цветочками.

– Упакуйте, пожалуйста.

«Она очень дорогая», – чуть было не сказала Энни, но вовремя прикусила язык.

В конце концов, если у этого парня не хватит денег, это – его проблемы.

Она аккуратно уложила шляпку в шляпную картонку, перевязала ленточкой и сказала обычное вежливое:

– Благодарим вас за покупку. Приходите к нам еще.

Джимми спокойно расплатился. Денег у него хватило.

Не успела Энни, вернувшись домой, пройти в комнату, как в дверь постучали. На пороге стоял посыльный с огромной шляпной картонкой.

– Мисс Робертс?

Энни прошла в комнату, развязала ленточку и вынула из картонки шляпку, которую собственноручно упаковала три часа тому назад. Энни рассматривала шляпку так, словно видела ее впервые.

Это была очень дорогая шляпка.

Энни предполагала, что за то жалованье, которое она получала за свою работу, хозяйка салона заставит ее работать до изнеможения, и была готова ко всему. Но, к удивлению Энни, у нее оказалось достаточно времени для отдыха. Мисс Томпсон не считала, что измученные, худые и бледные продавщицы с темными кругами под глазами способны сделать хорошую рекламу ее салону, поэтому не пыталась заставить девушек работать круглосуточно. Хотя салон был открыт до позднего вечера.

Очень часто самые дорогие покупки совершались именно в вечернее время, когда, после обильного ужина в ресторане, какая-нибудь предприимчивая особа уговаривала захмелевшего и подобревшего мужа «заглянуть на минутку» в шляпный салон. В результате модница получала безумно дорогую шляпку, салон – хорошую выручку, а муж – ощутимую прореху в бюджете.

Согласно установленному режиму работы, каждая девушка одну неделю работала с утра, а следующую – с послеобеденного времени до поздней ночи.

Энни, как и все остальные продавщицы, неделю работала в спокойном ритме, успевала следить за собой и отдыхать, зато следующая неделя была более напряженной. Из-за такого графика жизнь казалась Энни полосатой: полоска напряженного труда сменялась полосой размеренной жизни и свободного времени.

В первый же выходной день Энни в легком белом платье и шляпке своей мечты отправилась гулять по городу. Это был теплый солнечный день: Энни именно так и представляла свою прогулку – яркое солнце, теплый ветерок, и она – в легком платье и изумительной шляпке. Энни пошла в Центральный парк – там было много народа, шумно и весело.

– Привет! – вдруг услышала она чей-то голос, обращенный именно к ней.

Энни обернулась. Конечно, это был Джимми. Клетчатая рубашка, слегка помятые брюки, удивительно добрые глаза и милая улыбка. Он очень естественно смотрелся в этой веселой толпе, сливался с нею – рядовой гражданин, типичный семьянин – недоставало лишь хлопотливой миссис Браун и двух-трех карапузов. Впрочем, сама Энни, наверное, тоже неплохо смотрелась рядом с ним – обычная девушка с глуповато-радостной физиономией. Энни все-таки хорошо помнила необычные обстоятельства их знакомства и про «шефа» не забыла. Поэтому она оглянулась, ища взглядом «серьезных ребят». Не может быть, чтобы он разгуливал в толпе без охраны – у Энни это как-то не укладывалось в голове. Джимми вопросительно смотрел на нее. Энни призналась:

– Не вижу твоих телохранителей.

– У меня нет привычки носить оружие и таскать за собой телохранителей, – Джимми как будто даже обиделся. Собрался с девушкой погулять, а она – о делах.

– Куда пойдем? – поинтересовался он, ни на секунду не усомнившись в том, что она рада его компании. А Энни действительно была рада. Ей уже казалось, что они давно знакомы, может, даже росли на соседних улицах ее родного городка – таким он был своим, простым, обыкновенным.

– Я хотела покататься на лодках, – ответила Энни, не задумываясь, понравится это ему или нет.

Обычно она обдумывала каждое слово, когда разговаривала с мужчинами. Пытаясь произвести хорошее впечатление, она старалась угадать вкусы собеседника и сказать именно то, что ему хотелось бы услышать. Сейчас ее нисколько не волновало, любит Джимми кататься на лодках или нет. То есть, волновало, конечно, но ляпнула она без долгих размышлений. Джимми кивнул, и они направились к озеру на окраине парка. Желающие могли брать здесь лодки и кататься на них. Энни показалось, что Джимми был здесь впервые. Сама Энни бывала здесь не раз и каждый раз с завистью смотрела на парочки в лодках.

– Ты умеешь грести? – недоверчиво спросил Джимми.

– Нет, – призналась Энни, – но я собиралась кого-нибудь попросить... составить мне компанию.

Джимми снова недоверчиво взглянул на нее, смутно представляя, как это выглядело бы на практике. Энни и сама не представляла, как это она стала бы приставать к незнакомым мужчинам с подобной просьбой, но постеснялась сказать, что она просто наблюдала бы за счастливчиками в лодках.

Вблизи лодка выглядела не совсем так, как думала Энни, любуясь легкими лодочками, плавно скользящими по воде. «Лодочка» оказалась довольно громоздкой посудиной, готовой в любой момент перевернуться вверх дном. Энни представила, как она неуклюже спрыгивает в эту посудину и тут же падает в воду на глазах у восторженной публики – и своего спутника, конечно! – и ей стало как-то не по себе. Но отступать было поздно. Джимми уже заплатил за прокат лодки и деловито гремел веслами. Он помог ей залезть в лодку, и Энни вполне благополучно и, как ей показалось, даже изящно села на влажную перекладину, стараясь не делать резких движений. Джимми умело управлялся с лодкой, и Энни успокоилась. Кажется, ей не угрожала опасность оказаться за бортом.

– Джимми... – начала она и прикусила язык.

Может, она должна называть его как-то по-другому? Мистер Браун или Джеймс, или еще как-нибудь, но он ободряюще кивнул, словно говоря: «Да, да, так меня и зовут», и Энни, осмелевшая, уже рассказывала ему какую-то забавную историю. Вообще-то, Энни была страшной болтушкой, но об этом знала только она сама. Даже с близкими подругами она была замкнутой и не очень разговорчивой – все время боялась, что ее поднимут на смех. Боялась, впрочем, не без основания – острые язычки были у ее подружек! Мечтательная, наивная и доверчивая Энни не знала, как отвечать на их насмешливые замечания, терялась и краснела. Сейчас Энни болтала без умолку – Джимми слушал, улыбаясь, и она была почему-то уверена, что он не прервет ее ехидным замечанием. Под его взглядом Энни буквально расцветала. Сама себе она стала казаться красивой и ловкой – так он смотрел на нее – нет, не влюбленно, а открыто и дружелюбно. Казалось, его глаза излучали какое-то доброе тепло, которое, словно облако, окутывало Энни, и она, купаясь в этом тепле, в этих добрых  лучах, становилась неуязвимой. Энни чувствовала себя защищенной – давно уже она не испытывала этого чувства!

Даже из лодки она выпрыгнула смеясь, не боясь оступиться. Была уверена, что если и свалится в воду, то Джимми обязательно ее выловит.

 
Вечером Джимми удалось затащить проголодавшуюся Энни в небольшой ресторанчик. Энни страшно смущалась – она еще никогда в жизни не была в ресторане!

Молоденький официант снисходительно смотрел на странную парочку: скромно одетого парня и красную от смущения девицу.

Этот ресторанчик под открытым небом считался идеальным местом для влюбленных. Над каждым столиком был сооружен оригинальный навес, увитый зелеными растениями. Посетители, сев за столик, чувствовали себя укрытыми от посторонних глаз, хотя на самом деле официанты их отлично видели – просто самим посетителям не было ничего видно из этих своеобразных беседок. Энни, очутившись в беседке, тоже почувствовала себя намного свободнее. Ей казалось, что растения, свисающие с навеса, надежно защищают ее от любопытных взглядов.

Джимми сам заказал ужин – все равно Энни в этом ничего не понимала – и она благодарно взглянула на него. Ей понравилось, что Джимми не стал задавать ей вопросов при этом официанте, который откровенно насмешливо ее разглядывал. Официант, услышав заказ, слегка удивился и хотел было сообщить, что в последнее время у них резко выросли цены, но передумал.

Энни, наконец, немного освоилась и снова развеселилась. С Джимми она чувствовала себя легко и свободно. Поэтому, когда он предложил выпить шампанского, она с удовольствием согласилась. Если бы Энни очутилась в ресторане с любым другим мужчиной, то ни под каким видом не стала бы пить ни капли. И обязательно начала бы подозрительно размышлять, почему ее спутник хочет ее напоить: когда-то тетушка Энни рассказывала ей много ужасных историй, которые начинались тем, что коварные мужчины спаивали глупеньких девушек.

Официант лишь усмехнулся, когда этот просто одетый парень, по виду – обычный мелкий служащий – заказал шампанское и порцию мороженого для своей девчонки. Он подготовил счет и выжидал удобного момента, чтобы преподнести его. Увидев, что парень целуется со своей девицей, официант решил, что удобный момент, наконец, настал, и направился к их беседке, предвкушая забавную сцену: этот недотепа, сопя и потея, вытаскивает все содержимое своего бумажника, которого может и не хватить, чтобы расплатиться за такой роскошный заказ. Девчонка сидит красная как рак, готовая от стыда провалиться сквозь землю. Он сам, официант, стоит непоколебимый как скала, с твердой решимостью в глазах вызвать полисмена, если счет не будет оплачен.

– Ваш счет, сэр, – сухо произнес официант.

Джимми, не прерывая своего волнующего занятия, вынул из кармана купюру, положил на поднос рядом со счетом и сделал нетерпеливый жест рукой, который недвусмысленно означал: «Исчезни».

Официант, увидев купюру, достоинство которой в несколько раз превышало стоимость заказа, изумленно вытаращил глаза, но быстро пришел в себя и послушно испарился. «Бедный клерк, наверное, целый год экономил, чтобы один раз пошиковать в ресторане», – решил официант.

Джимми, конечно, вызвался проводить Энни до дома. Она радостно согласилась. В этом не было ничего удивительного: уже стемнело, и Джимми поступал, как истинный джентльмен, не желая отпускать ее одну бродить по темным переулкам. Энни ожидала, что истинный джентльмен распрощается с ней у двери, пожелав спокойной ночи и приятных сновидений. Но Джимми, не говоря лишних слов, словно это подразумевалось само собой, поднялся с ней в ее квартиру. С Энни уже слетел весь хмель от шампанского и поцелуев, и она почувствовала себя неловко. Уходя на прогулку, она не подозревала, что вернется не одна – в комнате был страшный беспорядок, и Энни постеснялась включать свет. Теперь она об этом очень пожалела – Джимми обнимал ее, а Энни сидела перепуганная и неподвижная, как истукан. В ее голове была только одна мысль, приводившая ее в трепет: «Вот сейчас ЭТО произойдет». Но у нее не было сил даже встать и включить свет. Энни сама себе удивлялась, почему она испугана, ведь Джимми ей нравится... Правда сейчас, в полутемной комнате, он казался ей совсем другим – красивым и опасным, точь-в-точь, как те мужчины из кошмарных тетушкиных историй. Джимми искренне недоумевал по поводу резкой перемены в ее настроении.

– Ты что? Такая была веселая...

Энни с ужасом подумала, что теперь она ему разонравится, и она попыталась нежно улыбнуться. «Неблагодарная, – подумала она, – шляпку тебе подарили, на лодках катали, в ресторане кормили, а ты...»

С улыбкой ничего не вышло. Энни почувствовала, что от волнения ее охватывает мелкая нервная дрожь. «Этого еще не хватало! – в отчаянии думала она. – Решит, что я – припадочная...»

– Знаешь, по-моему, тебе надо что-нибудь выпить, – решил Джимми.

Энни отрицательно помотала головой.

– Может, ты и права, – продолжал вслух размышлять Джимми. – Я еще не забыл, какое необычное действие оказывают на тебя крепкие алкогольные напитки...

Энни вспомнила их первую встречу. Ей уже не верилось, что все это было на самом деле.

– Ну, что ж, – вздохнул Джимми, так как она все еще молчала, – я вижу, мое общество вас не устраивает.

И Джимми направился к выходу, сказав ей на прощание замысловатую фразу:

– Я не принадлежу к тем парням, которые, сводив девчонку в ресторан, думают, что она им что-то должна.

Энни не сразу поняла, что он хотел сказать, но у нее было достаточно времени для размышления над его словами – Джимми надолго исчез из ее жизни.

 
Через три месяца работы в магазине Энни уже не была похожа на робкую провинциалку. В ее глазах и движениях чувствовалась уверенность в себе, она научилась открыто улыбаться и спокойно разговаривать с покупательницами, не смущаясь и не краснея. Энни даже изменила прическу – подстригла волосы и стала слегка завивать кончики – в общем, из девчонки с «заурядной внешностью» она превратилась в «интересную девушку». Но в душе Энни осталась все такой же романтической дурочкой, какой была всегда, сколько себя помнила. Джимми, необыкновенный, благородный Джимми, был возведен в ранг прекрасного принца, и она каждый день с замиранием сердца ожидала его появления. И он, конечно, появился.

Хмурый, чем-то озабоченный Джимми подошел к прилавку и, не обращая внимания на ее новую прическу, – даже не поздоровавшись! – сунул ей в руки небольшой сверток.

– Спрячь пока. Откроешь дома.

– А что с ним делать? – растерялась Энни.

– Там инструкция, разберешься, – сурово произнес Джимми и быстро вышел из салона.

«Так я и знала! – в отчаянии думала Энни. – Шляпка, ресторан... Все это не просто так. И то, что он тогда ушел... Я ему не нужна... Он хочет впутать меня в свои темные дела. Что же делать?» Энни понимала, что если она откажется выполнять его поручения, то ей грозит серьезная опасность. «Бежать! Уехать! Но куда? И как? Бросить такую работу!..» Энни решила пока не поддаваться панике. В конце концов, она еще не знает, что там, в свертке. А может, он решил избавиться от нее, как от ненужного свидетеля, думала Энни, когда-то запоем читавшая детективные романы. А в свертке – бомба замедленного действия.

Дома Энни осторожно начала разворачивать загадочный сверток. Из вороха оберточной бумаги она извлекла плитку самого лучшего шоколада. Никаких инструкций в свертке она не обнаружила, но почему-то догадалась, что шоколад можно просто съесть.

«Надо будет сказать ему, чтобы больше не угощал меня сладостями, – думала Энни, шурша оберткой. – А то располнею».

С точки зрения мисс Томпсон это был бы очень страшный проступок. Она бдительно следила за фигурами своих продавщиц и однажды устроила настоящий скандал, заметив, что фигура одной из девушек перестала соответствовать установленным мисс Томпсон стандартам. Провинившаяся продавщица, заливаясь слезами, побежала в кабинетик мисс Томпсон и рассказала ей ужасную причину своей внезапной полноты: она вовсе не перестала следить за собой, как полагала мисс Томпсон, а ждала ребенка.

– Замуж вышла? – недоверчиво поинтересовалась мисс Томпсон, прекрасно осведомленная о семейном положении своих подчиненных.

Девушка, глядя на нее глазами, полными отчаяния, отрицательно помотала головой.

– Где отец ребенка? – все так же сухо поинтересовалась мисс Томпсон.

– Не знаю, – прошептала продавщица, краснея и опуская глаза.

– Родственники есть? – продолжала свой допрос неумолимая мисс Томпсон.

Девушка снова помотала головой и опять расплакалась.

– Иди умойся. И не смей выходить к покупателям с такой зареванной физиономией, – строго сказала мисс Томпсон.

Продавщица вышла из кабинетика, понимая, что это ее последний рабочий день в салоне «Для вас, милые дамы!». Она не ошиблась. На следующий день мисс Томпсон, вручив невезучей продавщице приличную сумму денег и огромный чемодан с приданым для ребенка, отвезла ее в один из женских монастырей на окраине города. Здесь, при монастыре, находились больница и детский приют. Мисс Томпсон ежегодно жертвовала немалые деньги в пользу этого монастыря. Настоятельница встретила ее, как старую добрую знакомую:

– Конечно, конечно, дорогая, у нас найдется место для бедной девочки. Здесь ей будет хорошо.

Мисс Томпсон не была уверена, что девушке, привыкшей к роскоши шикарного салона и веселому времяпровождению по вечерам, будет действительно хорошо в монастыре, который жил своей спокойной, размеренной трудовой жизнью. Но во всяком случае, здесь ей будет несомненно лучше, чем на улице или на дне реки.

«Бедная девочка» прошептала, что она очень благодарна мисс Томпсон за заботу.

– Надеюсь, ты говоришь это искренне, – мисс Томпсон внимательно посмотрела на свою бывшую продавщицу.

Девушка горячо заверила ее, что вполне искренна в своих чувствах: хозяйка квартиры уже собралась выгонять ее на улицу, и поэтому скучный монастырский двор кажется ей райским уголком.

– Может, это и не райский уголок, – задумчиво произнесла мисс Томпсон, – но я рада, что тебе не придется смотреть на темную воду, – загадочно добавила она.

Девушка удивленно смотрела на свою благодетельницу.

 
Однажды вечером Энни позвали к телефону. Энни еще никто никогда не звонил с тех пор, как она сняла эту квартирку, и хозяйка отнеслась к телефонному звонку довольно благосклонно: любезно позвала квартирантку и встала поблизости, с любопытством прислушиваясь к разговору.

– Энни? Это я, Пол.

– Здравствуй, – удивленно сказала Энни, узнав своего бывшего коллегу из полицейского участка.

– Я слышал, ты устроилась продавщицей в шикарный магазин. Ты молодец, Энни. Ты правильно сделала, что ушла из полиции, – Пол говорил медленно, глухо, казалось, ему было безразлично, слушает его Энни или нет. Ей показалось, что он пьян.

– Что-нибудь случилось? – осторожно поинтересовалась Энни. Если бы хозяйка не стояла рядом с ней, ловя каждое ее слово, Энни спросила бы, много ли он выпил.

– Ты, конечно, помнишь это идиотское общество, куда тебя посылали на разведку, – его голос звучал все так же глухо и бесцветно, – мы все-таки взяли их босса. Он оказал сопротивление. Ты сможешь прочесть об этом в утренних газетах. Четверо лучших ребят... Капитан тяжело ранен... Я просто хотел сказать: ты вовремя ушла. Ты словно чувствовала. Ты была права, это – ужасная работа. Конечно, это не для тебя... Извини, мне просто не с кем об этом поговорить. Мне кажется, я схожу с ума. Еще утром они были живы... – Пол неожиданно положил трубку.

Энни, изобразив на своем лице не очень убедительную улыбку, поблагодарила хозяйку и вернулась к себе. С ужасом она обнаружила, что думает не о четырех погибших полицейских и тяжело раненом капитане, а о Джимми. Пол сказал «взяли босса». Значит, они все-таки добрались до него. 

«О чем ты думаешь? – возмущенно сказала она самой себе. – Он – убийца, ты не должна его жалеть». Но в памяти все всплывал тот день, когда они катались на лодке, те добрые лучи, которые исходили от него, его лицо, казавшееся таким привлекательным в беседке ресторана... Завтра его фотография появится в газетах... 

Энни заснула только под утро.

 
По дороге на работу Энни купила утреннюю газету и, замирая от волнения, развернула ее. В газете не было ничего о поимке главаря преступной организации, обосновавшейся под видом акционерного общества. Пол, наверное, переоценил расторопность газетчиков или информацию почему-то задержали. В любом случае, до выхода вечерних газет у Энни был долгий трудовой день, который надо было прожить так, чтобы никто не догадался, что творится в ее душе. Надо было приветливо улыбаться, обсуждать с покупательницами новые фасоны шляпок, упаковывать купленные шляпки в шляпные картонки и при этом – сама внимательность, сама вежливость:

– Эта шляпка очень идет к вашим изумительным голубым глазам, мэм.

Мисс Томпсон сидела в своем крошечном кабинетике и через открытую дверь наблюдала за продавщицами. После случая с забеременевшей продавщицей все девушки восторгались добротой мисс Томпсон.

«Дуры, – усмехнулась она. – Просто мне-то приходилось смотреть на темную воду...»

Она никогда не забывала тот ужасный вечер, когда отчаяние выгнало на улицу юную Мэри Томпсон и привело на мост. Внизу текла широкая и глубокая река. Глядя на темную гладь воды, Мэри прощалась с жизнью. Уж ей-то не везло так, как повезло этим глупым девчонкам, работавшим в ее салоне. Никого не интересовало, как она должна жить на то мизерное жалованье, которое ей платили. Работать приходилось помногу. Мэри порой казалось, что из нее выжимают все жизненные соки. А потом ее просто вышвырнули на улицу. Она сдалась не сразу. У нее был сильный характер, и она решила бороться с судьбой. Но однажды отчаяние взяло верх, и она оказалась на этом самом мосту. Все было решено. Ничто не могло удержать ее в этой жизни. Мэри вглядывалась в темную воду, которая все сильнее притягивала ее. Лишь одна мысль беспокоила ее – Мэри с детства внушали, что самоубийство – это тяжкий грех.

«Но у меня нет другого выхода», – думала Мэри. Он видит все, Он поймет... Все-таки она решила сходить в церковь, помолиться и мысленно объяснить Ему, что другого выхода у нее нет. Мэри давно не была в церкви, и великолепие храма потрясло ее до слез. Ей было стыдно молить Его о прощении за добровольный уход из жизни. Молитва получилась совсем другой. Мэри молила Его о помощи, о чуде. «Спаси меня, помоги мне... – горячо шептала она сквозь слезы. – Я всегда буду помогать другим людям...»

Утром, заверив разгневанную хозяйку, что она скоро обязательно заплатит за квартиру, Мэри в поисках работы отправилась на другой конец города. Она узнала, что там требуются девушки-секретарши.

«Или я сегодня найду работу, или вечером снова пойду на мост. Теперь меня уже ничто не остановит», – так Мэри предоставила Ему только один день для свершения чуда.

Утро было ясное, солнечное. Внезапно на небе сгустились тучки, закрыв собой солнце, и хлынул ливень. Мэри не собиралась походить на мокрую курицу, поэтому она забежала в первую попавшуюся открытую дверь какого-то заведения. Это была шляпная мастерская. Три бледные унылые старушки мастерили дамские шляпки, которыми было завалено все помещение мастерской. Шляпки явно не пользовались спросом. Мэри от нечего делать разговорилась со старушками. Они пожаловались, что шляпки никто не берет и они сидят буквально без гроша. Раньше шляпки забирал хозяин одного магазинчика, но сейчас он от них отказался.

Мэри предложила помочь продать шляпки. Старушки удивились, пожали плечами, но все-таки разрешили Мэри забрать часть товара. К тому времени ливень кончился, снова выглянуло солнце. Мэри, надев на себя одну из шляпок и держа в руках несколько таких же, уверенной походкой пошла по умытым дождем улицам. Она всегда считалась очень хорошенькой девушкой, а сейчас – с сияющими от возбуждения глазами – казалась настоящей красавицей. Это была неплохая реклама для залежавшихся шляпок. Прохожие останавливали ее вопросами, куда она несет эти очаровательные шляпки и не собирается ли она их продавать. Мэри, обворожительно улыбаясь, отвечала, что эти шляпки выполнены по специальному заказу, но одну шляпку она – так и быть! – может продать. «Только для вас!»

К вечеру все шляпки были распроданы. Старушки, как и было оговорено, часть выручки отдали Мэри, и она смогла расплатиться со своей квартирной хозяйкой. На следующий день рано утром Мэри снова помчалась в шляпную мастерскую. Она поняла, что чудо, о котором она молила, свершилось, что эта заброшенная шляпная мастерская с тремя унылыми старушками и есть тот шанс, который дала ей судьба. Мэри стоило большого труда распродать вышедшие из моды шляпки, еще сложнее было уговорить старушек изменить фасоны изготовляемых шляпок. Одна из старушек была владелицей мастерской, и она и слышать не желала ни о каких новшествах. А Мэри называла не иначе, как «юной аферисткой». Но у Мэри был настойчивый характер, азарт молодости и глубоко запрятанное отчаяние. В конце концов ей удалось сломить упорное сопротивление бледных старушек: скрепя сердце, они потратились на рекламу и модное оформление мастерской и взялись за освоение новых шляпных фасонов. Вскоре дела пошли на лад, и мастерицы прониклись доверием к «юной аферистке». Мэри забыла, что такое отдых: дни и ночи напролет она проводила в мастерской, недоедала, чтобы скопить немного денег и войти в долю с владелицей. Только она одна знает, чего ей стоило уговорить этих старушек продать мастерскую и арендовать хорошее помещение в центре города. Они снова называли ее «аферисткой» и просили дать им умереть спокойно. Но Мэри уже не могла остановиться, она шла  к намеченной цели и знала, что ничто не в силах ей помешать. Она арендовала это помещение, где и находился сейчас шикарный шляпный салон «Для вас, милые дамы!». Кроме торгового зала и крошечного кабинетика хозяйки салона, здесь же находилась и шляпная мастерская, где мастерицы изготовляли только входящие в моду шляпки. Здесь же, в этом здании, находилась и небольшая квартира мисс Томпсон. Салон значил для нее больше, чем работа, больше, чем собственный бизнес – это была ее жизнь. После того утра, когда внезапный ливень помог ей устроиться в этом сложном мире, мисс Томпсон стала очень суеверной. Она была твердо уверена в том, что в тот день, когда она оставит без средств к существованию одну из своих продавщиц, найдется сумасшедший, который спалит дотла ее шикарный салон. Нет, мисс Томпсон не обладала добротой ангела. Но она не могла допустить, чтобы по ее вине какая-нибудь молоденькая дурочка смотрела с моста на темную гладь воды.

И пусть ее продавщицы работают так, как она сама мечтала работать: с хорошим жалованьем и временем для отдыха. «А эта новенькая ничего, неплохо справляется, – мисс Томпсон бросила одобрительный взгляд на Энни, – вон как щебечет»:

– В этой шляпке вы – само очарование, мэм.

К концу дня Энни еле держалась на ногах: ожидание измучило ее. Когда она, наконец, купила вечернюю газету, у нее не хватило мужества развернуть ее тут же, на улице. Энни не хотелось падать в обморок на глазах у многочисленных прохожих. Она поднялась к себе, в свою квартирку, закрыла дверь, села на кровать и с бьющимся от волнения сердцем развернула газету. С газетной страницы на нее смотрел красивый холеный мужчина с наглым взглядом. У Энни вырвался вздох облегчения – это был не Джимми! Она быстро прочла газетную статью под фотографией: директор акционерного общества, возглавлял преступную организацию, оказал вооруженное сопротивление, арестованы еще несколько человек, все – бывшие руководители акционерного общества. О мистере Брауне в статье не было ни слова.

Едва выйдя из салона на улицу, Энни почувствовала, что что-то не так. Все-таки не зря ее обучали в полиции: прежде чем опрометчиво отправиться к себе домой, Энни внимательно огляделась по сторонам. Так и есть! Слежка! На противоположной стороне улицы, на скамейке неподвижно сидел мужчина, старательно прикрываясь развернутой газетой. Энни готова была поспорить на что угодно, что в газете проделана маленькая дырочка, через которую этот мужчина внимательно за ней наблюдает. Она решительно перешла через улицу и села на скамейку рядом с этим подозрительным типом. Подозрительный тип опустил газету и улыбнулся ей своей обаятельной улыбкой.

– Ну и шуточки у тебя, Джимми, – возмутилась она.

Джимми непонимающе смотрел на нее, все еще улыбаясь. Его глаза словно спрашивали:

«А что я такого сделал?»

Конечно, он же не знал о звонке Пола, о переживаниях Энни, о том, что из-за этих арестов в акционерном обществе нервы у нее взвинчены до предела, что каждый день она ожидает появления своих бывших коллег из полиции, которые замучают ее вопросами типа «Как вы познакомились с Джимми Брауном?»

– Половина вашего общества сидит в тюрьме, а ты преспокойно разгуливаешь по улицам, изображая сыщика-любителя.

Джимми пожал плечами:

– Я – простой служащий, почему я должен волноваться, если большие боссы натворили каких-то глупостей.

– Как ты не понимаешь, – разгорячилась Энни, приняв его слова за чистую монету, – если начались аресты, то полицейские могут добраться и до тебя.

– Успокойся, – посоветовал ей Джимми. – До меня они не доберутся.

«Какая глупая самонадеянность!» – подумала Энни.

– Понимаешь, – спокойно объяснил ей Джимми. – Мне пришлось отдать их в руки полиции, чтобы твои бывшие коллеги, наконец, успокоились. Я понял, что они не прекратят это дело, пока не добьются результатов. Мне здорово надоело постоянно вылавливать полицейских. Знаешь, все это как-то действует на нервы, – глядя на спокойное и дружелюбное лицо Джимми, Энни ни за что не поверила бы, что ему может что-то действовать на нервы. – Эти ребята, ну, боссы, которых арестовали, – пояснил он, видя, что Энни не понимает, кого он имеет в виду, – сами виноваты. У них было много денег, и они могли хорошо жить. Но они хотели жить шикарно. Конечно, полиция заинтересовалась ими. А директор вообще оказался идиотом – какого черта он стрелял в полицейских? Это намного осложнит дело. Если бы он не оказал сопротивления, то мог бы преспокойно отбывать тюремное заключение на каком-нибудь отдаленном острове в благоустроенной тюрьме – с шестиразовым питанием и девочками на выбор.

Питер Уилсон, бывший директор акционерного общества, упустил возможность оказаться в благоустроенной тюрьме – теперь он мог рассчитывать лишь на смертную казнь. Адвокат, закончив с формальностями, строго сказал бледному мужчине, который уже несколько дней не был таким красивым и наглым, как на фотографии:

– Вы поступили очень необдуманно, отказавшись последовать рекомендациям, которые вы получили незадолго до вашего ареста. Вполне обеспеченному и спокойному будущему вы предпочли сомнительный призрак свободы и создали дополнительные трудности для тех, кто заинтересован в вашей дальнейшей судьбе. У вас есть только один выход сохранить свою жизнь – вам придется довольно убедительно сыграть роль сумасшедшего. Вы будете переведены в психиатрическую больницу.

Питер Уилсон напряженно слушал, не веря своим ушам. Он и не подозревал, что исполняя роль директора акционерного общества, был членом могущественной преступной организации, которой под силу было подкупить или привлечь на свою сторону даже работников правосудия.

– Почему ты мне все это рассказываешь? – прошептала потрясенная Энни.

– Забавно же, – Джимми разговаривал с ней, как с маленькой, – еще никто ничего не знает, а ты уже в курсе. Через месяц все прочтут в газетах, что Питер Уилсон оказался буйным сумасшедшим.

Энни не видела в этом ничего забавного. Наоборот, ей казалось ужасным, что она слишком много знает.

– А ты не боишься, что я пойду в полицию и все расскажу? – в упор глядя на Джимми, спросила она. Энни была уверена, что сейчас с него слетит все его спокойствие и доброжелательность и он превратится в холодного расчетливого «шефа». Но Энни не суждено было увидеть перевоплощение Джимми Брауна.

– Зачем? – мило улыбаясь, спросил он.

Его простой вопрос привел Энни в замешательство. А действительно, зачем она пойдет в полицию? Сейчас она уже там не работает. Из долга перед обществом? Что сделало для нее общество? А Джимми лично ей не сделал ничего плохого, наоборот... Энни вздохнула: хорошая работа, шляпка, ресторан... шоколад.

«А если он просто опутывает меня, заманивает, чтобы вовлечь в свои темные делишки?» Это, конечно, было похоже на правду.

Энни представила, как она идет в полицию и все рассказывает. Если, конечно, дойдет... Ну, хорошо, – отмахнулась Энни от печальных мыслей, – предположим, дошла. Она все рассказывает, ей никто не верит. Еще бы! Кто поверит в то, что настоящий руководитель преступной организации – не красивый холеный директор, а простой мелкий служащий с заурядной физиономией и банальной фамилией? У Энни нет ни доказательств, ни свидетелей. И если рассказывать всю правду, то придется поведать и о том, как она, будучи полицейской, была чересчур откровенна с главарем преступников. За это ее обязательно упрячут в тюрьму и, разумеется, не в благоустроенную. А мистер Браун, располагая огромными средствами, отправится отдыхать на острова.

Джимми терпеливо ждал, пока Энни разберется со своими мыслями.

– Этот Уилсон – убийца, – упрямо сказала Энни, – зачем сохранять ему жизнь?

– Чтобы в следующий раз полиция не совала свой нос куда не следует, – с досадой пояснил Джимми. – Если доблестные полицейские увидят, что, несмотря на огромные усилия, которые они затратили, главари более или менее легко отделались, то они уже не будут с таким рвением браться за подобные дела. А ну их, выбрось все это из головы. Пойдем лучше прогуляемся, – предложил Джимми.

Энни было не так просто отвлечься от мрачных мыслей: она боялась то за себя – что хитрый «шеф» втянет ее в преступный мир, то за Джимми – что ее милого парня арестуют бдительные полицейские – и вскоре окончательно запуталась в своих чувствах.

– Энни, – вдруг сказал ее милый парень. – Ты – хорошая девчонка и очень мне нравишься. Выходи за меня замуж.

Энни опешила от неожиданности.

– А как... мы будем жить? – спросила она. На языке вертелся следующий вопрос: «На ворованные деньги?» Хотя «ворованные» прозвучало бы слишком грубо. Можно было бы спросить потактичней, например, «на нечестно добытые». Правда, от этого сама суть вопроса не изменилась бы.

– Многих наших руководителей арестовали, поэтому те, кто остался, могут рассчитывать на небольшое повышение. Думаю, что я, как скромный и честный служащий, могу немного продвинуться по службе. Повысят жалованье. У меня есть шикарная квартира, – и Джимми назвал свой адрес. Что-то Энни не слышала, чтобы в том районе, который он назвал, были шикарные квартиры. Хотя, с большими деньгами можно везде хорошо устроиться.

«Интересно, где он хранит свои миллионы или даже миллиарды, – думала Энни, глядя на простодушное лицо своего спутника. – В швейцарском банке? А может, не хранит, а пускает в дело. Может быть, он уже купил несколько тюрем – на островах и здесь, в городе, вместе со всем персоналом, а может, и суд со всем его правосудием, а может, и весь город...»

– Если я тебе не нравлюсь, – спокойно сказал Джимми, не дождавшись ее ответа, – ты можешь просто отказаться. Ты – свободный человек и можешь делать все, что хочешь.

– Да, – согласилась Энни. – Я – свободный человек. Я отказываюсь от твоего предложения. И я – уеду!

Ей казалось, что оскорбленный ее отказом Джимми молча повернется и уйдет. Но он не ушел. Энни видела, что Джимми, конечно, не в восторге от ее ответа, но это не помешало ему проводить ее домой и вежливо попрощаться. Он попрощался с ней так естественно и непринужденно, как будто она и не говорила о своем решении уехать. Уехать навсегда.

Мисс Томпсон удивленно взглянула на Энни:

– Я тебя правильно поняла, детка?  Ты действительно хочешь уволиться?

– Да, – твердо сказала Энни. – Я хочу уволиться, и я уезжаю.

Мисс Томпсон секунду колебалась. В нижнем ящике ее письменного стола лежали деньги, оставшиеся от той суммы, что вручила ей миссис Вильямс. Девчонка, наверное, ничего о них не знает, и мисс Томпсон могла бы спокойно оставить эти деньги себе, расплатившись с Энни только за то время, которое она уже отработала. Но эти деньги принадлежат миссис Вильямс, она дала их для своей родственницы, значит, они все-таки принадлежат Энни. И ей они, пожалуй, нужнее... Перед мисс Томпсон возник призрак сумасшедшего, готового спалить ее шикарный салон. Она вздохнула и выдвинула ящичек.

– Эти деньги дала мне миссис Вильямс, чтобы я платила тебе жалованье... Ну, что такое? – нетерпеливо добавила она, видя, что Энни не решается прикоснуться к деньгам.

– Извините, – медленно сказала Энни. – Я передумала.

Она запомнила его адрес и сейчас, блуждая по незнакомому району, пыталась представить себе шикарную квартиру мистера Брауна, и чем он в данный момент в этой квартире занимается. «Развлекается с девочками», – предположила Энни, пытаясь заглушить в себе симпатию к Джимми и не думать о том, ради чего она, собственно, к нему идет. Известие о том, что все это время она жила на его деньги, потрясло Энни до глубины души. Хоть она и была наивной, но все же не до такой степени, чтобы поверить, что незнакомая ей миссис Вильямс вручила владелице салона свои собственные деньги, чтобы Энни, не дай бог, не отказали в приеме на работу. Конечно, это были его деньги. Вряд ли он мог бы позволить себе такой красивый жест, располагая лишь небольшим жалованьем мелкого служащего. Значит, это были нечестно добытые деньги. Ворованные! И она, Энни, ничего не подозревая, три месяца жила на ворованные деньги. И он ничего ей не сказал, когда она, гордо фыркнув, сообщила, что уедет...

Дом был довольно мрачный и несимпатичный. Энни осторожно поднималась по темной лестнице. На ее звонок долго не открывали – Энни решила, что никого нет дома, она ошиблась адресом и, вообще, Джимми просто пошутил. Не может быть, чтобы он каждый день ездил на работу через весь город. Вдруг послышались чьи-то неуверенные шаги, щелкнул замок – и дверь распахнулась. Джимми уставился на нее, даже не приглашая войти.

– Мистер Браун, – торжественно начала Энни. – Я обдумала ваше предложение и пришла сказать вам, что я – согласна!

– Рад, – коротко ответил Джимми, слегка покачиваясь. Энни только сейчас заметила, что он сильно пьян.

«Оплакивал свою несчастную любовь», – подумала романтически настроенная Энни и решительно прошла в комнату. Квартира потрясла ее жутким беспорядком и скудной обстановкой: голые стены, кровать, небольшой столик, огромный старый диван, который стоял почему-то посередине комнаты. На диване и на полу валялись какие-то вещи и журналы, но ни на столе, ни на подоконнике Энни не обнаружила толстого слоя пыли, что говорило о том, что квартиру все-таки убирают. Энни села на диван, с недоумением разглядывая «шикарную квартиру».

– Может, рому? – необдуманно предложил Джимми, но вовремя спохватился:

– Ах, да, – и машинально потрогал свой затылок.

Энни рассмеялась.